Чем социализм отличается от капитализма
Информационные игры вокруг хозяйства
Логика мышления и логика поведения
Добро и зло собственности
Абсурдизм собственности
Истощение потенциала
Самоуправляемое поведение человека всецело определяется его представлениями. Представления, в свою очередь, адаптируются к условиям бытия. Таким образом, бытие определяет сознание и определяется им. Из этой обратной связи мы вычленим для рассмотрения зависимость представления - поведение.
В свое время в СССР меня немало удивил некто Б., слывший интеллектуалом. Он "принципиально" не платил за проезд в городском троллейбусе (4 копейки). По его расчетам выгоднее было изредка заплатить штраф контролеру (1 рубль) и продолжать ездить бесплатно.
Надписи в салоне типа "Совесть пассажира - лучший контролер", микрофонные напоминания водителя оплатить проезд, неодобрительные взгляды пассажиров, иногда обращаемые на молодого человека, не берущего билет в механической кассе и не демонстрирующего проездных документов, - все это ничуть не смущало нашего героя. Б., по-видимому, воспринимал правила оплаты проезда как конкурентную игру пассажиров против транспортников или шире - граждан против государства.
Я же, как большинство других пассажиров, трактовал ситуацию иначе: как всеобщую договоренность граждан сообща содержать общественный транспорт в рамках государства. На эти цели шли общие средства, включающие помимо условленной невысокой индивидуальной платы за проезд еще и прямое государственное финансирование троллейбусного парка "из общего котла". Мы знали, что оплата проезда пассажирами не компенсирует всех затрат на содержание городского транспорта, и понимали ее как разумный элемент общепринятой договоренности, который позволяет контролировать и стимулировать транспортников, оценивать по выручке, сколько пассажиров реально перевезено. Также это был своего рода повседневный ритуал исполнения необременительной обязанности, основанный на взаимодоверии.
Мысленная модель "оплата-проезд", которой Б. руководствовался в своем поведении, для меня была лишь частью другой, более общей модели взаимоотношений. В то время как Б. считал себя клиентом корыстного поставщика услуг, я был совладельцем и нашего троллейбусного парка, и всех государственных учреждений. Из моего понимания вырастал аргумент: "Подумай, что будет, если все перестанут платить", а Б. мог на это ответить, что он живет своим умом, и никакие "все" ему ничего не сделают. Штраф для Б. был всего лишь приемлемой материальной потерей, а для меня - и нежелательным ущербом кошельку, и гораздо более неприятным уличением меня в нарушении общей договоренности, направленной на общее благо.
В мысленной модели Б. я, вероятно, представлялся отчасти трусом, боящимся мелких наказаний и психологического дискомфорта за действия, осуществляемые во имя выгоды на свой страх и риск, отчасти стадным животным, бездумно следующим общему порядку. Наверное, эта его мысленная модель не предусматривала, что человек может поставить на первое место среди своих стремлений не собственную выгоду, а какое-то там общее благо. Впрочем, за его поведением могли стоять и иные соображения, но в объяснениях знакомым фигурировало рациональное стремление к выгоде. Мол, правила проезда сводятся к оплате или штрафу, я выбираю штраф, никаких подразумеваемых неписаных договоренностей я не признаю.
У меня сам Б. вызывал неоднозначное отношение. По моим представлениям его следовало бы счесть нарушителем всеобщей договоренности, заслуживающим общественного презрения. Сейчас, вкусивши плодов нашего отступничества от защиты общего блага, я вполне готов поставить Б. на место, подобающее его "интеллекту". Однако время ушло.
А тогда поведение Б. представлялось мне несерьезным, казалось чудачеством, оригинальничаньем, мальчишеством. Уж больно мелкой казалась "цена вопроса". И наша всеобщая договоренность о совместном владении, не оформляемая как письменная клятва каждого гражданина, существующая вроде сама по себе, автоматически, казалась незыблемой, не очень нуждающейся в рьяной поведенческой заботе и защите.
Для Б. эта договоренность была просто химерой, и он демонстрировал это своим поведением. Я же своим поведением демонстрировал ему, что я действительно трус и стадное бездумное существо...
Этим воспоминанием я хотел проиллюстрировать, чем капитализм отличается от социализма. Различаются они не чем иным, как мысленными моделями, оправдывающими то или иное социально-экономическое поведение человека.
Сопоставляя публичные экономические представления, пропагандировавшиеся до и после 1985 года в Советском Союзе и "на постсоветском пространстве", трудно не заметить, что именно в 1985-м началась чехарда экономических мысленных моделей, которая постепенно привела к разделению экономического знания на две части:
В учебниках по экономике вы прочтете, что слово "экономика" происходит от греческого, обозначающего искусство домоводства; что была в ходу кроме домашней экономии еще политическая экономия, которая обозначала аналогичное искусство в масштабе государства.
В русскоязычном термине "экономика" происходит сложение смыслов понятий "экономические теории" и "экономическая жизнь".
В качестве экономических теорий предлагается нечто, что чаще всего называют нерусским словом "экономикс", и что во времена перестройки было преподнесено нашему обществу как фундаментальная экономическая наука и основа экономического образования. Об этом экономиксе приведем два характерных суждения. Первое - от противников данных воззрений:
"Экономикс (economics) - термин бурж.-экономич. лит-ры, синтез бурж. неоклассических и неокейнсианских теорий, объединенных общим представлением о предмете экономич. науки, общими методологич. принципами, единой социальной направленностью в защиту интересов крупного монополистич. капитала". ("Политическая экономия" т.4 М., "Советская энциклопедия", 1980) [1]
Второе - от авторитетнейшего представителя этого направления мысли:
"Это скорее метод, чем доктрина, инструмент разума, техника мышления, которая помогает тем, кто владеет ею, приходить к правильным заключениям". (Дж. М. Кейнс) [1]
Мы говорили о различии социализма и капитализма. Чем же отличаются друг от друга экономика социализма и экономика капитализма, как в смысле теорий, так и практики? Ведь в обоих случаях речь идет о жизни людей, которым нужна пища, кров, одежда, образование, здравоохранение и многое другое. В обеих системах все это нужно как-то производить, затем оно должно попадать к потребителю. В мире современных технологий и разделения труда отношения по поводу производства и распределения благ не очень просты, но чем отличается непростота капитализма от непростоты социализма?
Мы обмолвились выше о разделении труда. Оно означает, что создание благ, более или менее необходимых для жизни людей, каким-то образом распределено между многими субъектами. В таких условиях принцип: что сделал, то и мое, не годится. Он не обеспечивает отдельного человека необходимым ему для жизни набором благ. В условиях разделения труда субъекты, чтобы выживать и воспроизводиться, обязательно должны вступать в отношения с другими субъектами по поводу как производства благ, так и доведения произведенных благ до потребителей.
Мы тут смешиваем в одном понятии "субъект" человека и организованную группу. Смешиваем в понятии "потребление" поедание пищи, пользование услугой, затрату ткани на пошив костюма и даже затрату труда на костюм.
Понятие "производство" пока еще почему-то отделяют от "оказания услуг", но и в "материальном производстве" смешаны такие разные виды деятельности, как земледелие, животноводство, добыча ископаемых, выработка и передача электроэнергии, изготовление машин и отдельных деталей, строительство домов, дорог, трубопроводов, защитных дамб. В буржуазной торговле - представьте себе - производством называют предварительную расфасовку и упаковку продовольственных товаров. При этом транспортировка грузов, научный поиск, обучение, лечение, тушение пожаров, охрана порядка и множество других отраслей общественно-необходимой деятельности производством если и называют, то условно, метафорически.
Предметом экономических теорий являются как раз отношения, возникающие вследствие разделения труда, по поводу создания благ и их доведения до потребителей. Что такое здесь "отношения"? В нашем контексте отношения есть способы взаимосвязанного поведения субъектов (взаимодействия). Договорные отношения, конкурентные отношения, подчинение, наследование, найм, купля-продажа, правоотношения, отношения собственности - все это суть абстрактные схемы, мысленные модели, позволяющие в неких обстоятельствах организовать взаимосвязанное поведение субъектов.
Здесь мы констатируем самый важный момент понимания экономики: упомянутые отношения по поводу создания благ и их доведения до потребителя являются не только предметом рассмотрения для экономических теорий, но также их продуктом, результатом, поскольку теории выступают представлениями, обосновывающими и поведение отдельных субъектов, и государственную политику.
Таким образом, становится понятной двойственность термина "экономика" в традиции русской общественной мысли: это с одной стороны представления об отношениях, а с другой - сами отношения, складывающиеся под влиянием их определенного понимания. В основе этой двойственности лежит различие материального и информационного аспекта жизнедеятельности людей.
Человека связывают с окружающим миром материальные потребности и информация. Само по себе ощущение голода подталкивает, но не определяет поведение. Необходимо знать способы добывания пищи. К тому же фактором, подталкивающим поведение, служит не только ощущение голода, но и страх оказаться без пищи, который материально не связан с биологической потребностью, а нарабатывается или утрачивается в конкретных условиях жизнедеятельности.
Материальные зависимости существуют помимо нашей воли. Информационные моменты в сознании должны соответствовать материальным потребностям и обстоятельствам, но по своей природе они подвластны человеческому разуму, воле, воображению. Бывает, что информационные моменты, определяющие поведение, по той или иной причине оторваны от материальных обстоятельств, не соответствуют им. Тогда поведение приходит к противоречию с материальными нуждами, и человек терпит ущерб.
Давно известно, что информационные моменты для человека могут принимать форму психологической зависимости, например, азартные игры, пьянство, одержимость идеями. Информационные моменты могут становиться сильнее воли, поскольку опираются на биологические самоощущения человека либо на их воображаемый эквивалент. Искусство преодолевать свои внутренние ощущения, низводить их до уровня, поддающегося рационально-волевому контролю, не убивая при этом в своей душе ее мятежного начала, - едва ли не важнейшее из жизненных умений человека.
В реальной жизни мы, сообразуясь с обстоятельствами, привычно умеряем эмоции, откладываем желания, справляемся с настроениями, то есть, действуем подобно кошке, которая терпеливо выжидает момента, чтобы броситься за птичкой.
Сопоставляя социалистические экономические представления с буржуазным "экономиксом", можно заметить их принципиальное различие. Советские экономические концепции ориентированы на управление общественным хозяйством, аналогично тому, как мы управляем своим домашним. Буржуазная экономика оправдывает чудовищный финансовый паразитизм на хозяйстве, причем единственным рациональным аргументом служит то, что такая система есть и она по сей день работает. Но если бы такого рода аргументации для истории было достаточно, то на Земле еще и сегодня торговали бы людьми.
Советская экономическая школа занимается описанием реального хозяйства как сложного многоаспектного и многокритериального управляемого объекта. Отсюда такие понятия, как хозяйство, отрасль, производство, учет, затраты, ресурсы, план, баланс, цена и ценообразование, амортизационные отчисления, основные средства, оборотные средства, и т.д..
Полет "теоретической мысли" советской экономики направлен на обоснование пропорций, приоритетов развития, цен, форм экономических отношений для целей планомерного развития страны. Высшие цели и приоритеты вырабатываются государством, исходя из научного анализа общественных потребностей. Идеологической основой обоснования пропорций служит трудовая мера стоимости, на практике подкрепляемая научно обоснованными нормативами потребления.
Ставка в советской экономике делается на досягаемость базовых понятий для здравого смысла, на их связь с пониманием жизненных потребностей общества и отдельного человека. При этом расчет делается на прозрачность экономических отношений, на умение соразмерять личные потребности с общественными возможностями, на коллективизм, взаимопомощь, приоритет общественной пользы.
В итоге советская модель предлагает человеку понимать, оценивать, контролировать экономическую жизнь страны, однако в обмен требует умения согласовывать свои эгоцентрические приоритеты с общественными интересами. Забота об общественном благе - рациональная аксиома социализма, закрепленная в идеологии.
Буржуазные экономические концепции основаны на использовании антиинтуитивных информационных понятий: коммерческая тайна, рынок, рынок ценных бумаг, инфляция, холдинг, собственность, недвижимость, интеллектуальная собственность, бизнес, теневая экономика, рейтинг и т.д..
Критерий стоимости идеологически не фиксирован. В одной ситуации можно ее "теоретически" привязывать к труду, в другой - к "разумному" уровню рентабельности, в третьей можно обвинять партнеров в "демпинге", хотя обсуждать обоснованность чужих цен по чисто рыночным понятиям есть безумие. И каждый раз оппоненту может быть на голубом глазу заявлено, что данное поведение обосновано соответствующей экономической теорией.
Критерий общественной пользы в экономических отношениях публично не признается. Каждый нормальный человек понимает, что попрание общественной пользы в крупных экономических делах наносит вред миллионам людей, но обязательств придерживаться этого критерия на собственников не возложено. Государство олигархов само решает, когда и в какой мере следовать этому критерию, а когда безнаказанно отдаться эгоцентризму.
В результате кучка богачей получает неконтролируемую власть над обществом. Последнему остается альтернатива: терпеть или взорваться с непредсказуемыми последствиями. И в том, и в другом случае люди лишены количественных и моральных критериев оценки жизни и не могут адекватно контролировать экономические процессы, затрагивающие их интересы.
Неудивительно, что образцом человека в буржуазной экономике служит ненасытный эгоцентрик, приученный всегда быть обманутым и обманывать, для которого коллективистское мышление непонятно, непосильно и даже "тоталитарно".
Вместе с тем буржуазные экономические модели оказываются иногда более эффективными, чем социалистические. Под эффективностью понимают способность человека или способа поведения приводить к заданной цели. Притом неважно, какая это цель, кто ее поставил. Приказано - сделано. Поручено - выполнено. Захотел - добился. То есть, эффективный - тот, у кого получается, чего он хочет. Умелый, профессиональный.
Приходится останавливаться на "эффективности" подробно, потому что это понятие, которое в математике и технике имеет смысл позитивно окрашенной оценки, буржуазной экономикой используется применительно к совсем особой сфере - жизненно важным отношениям людей. Причем используется вместо критерия общей пользы или иных, подобающих для этой сферы.
Поначалу трудно поверить, но за буржуазно-экономическим критерием эффективности действительно стоит поведенческая философия типа не пойман - не вор, деньги не пахнут, не обманешь - не продашь, все имеет свою цену, кто сильнее, тот и прав, победителей не судят и тому подобное. Поэтому "эффективный" может быть синонимом не только слова успешный, но и опасный, преступный, непредсказуемый, подлый, циничный, разрушительный.
Я пишу эти строки, и мне нелегко отделаться от ощущения, что я напрасно браню идеологию экономикс, так респектабельно выглядит общество, продвигающее эту идеологию по всему миру. Но это факт, подтверждаемый и свидетельствами, и практикой - буржуазные экономико-идеологические воззрения не предусматривают обязательных гуманистических критериев. То есть, обосновываемая ими экономическая политика без дополнительных публичных критериев, которые общество могло бы контролировать, вполне может оказаться несовместимой с жизнью.
Мы рассуждаем о понятиях и критериях, но живут на свете люди, которые и слов таких не слыхали. Зачем наши умствования, чего стоят наши рассуждения, стоит ли тратить время на чтение подобных статей? Не химеры ли, в самом деле, эти "гуманистические критерии", раз находятся люди, которые ими пренебрегают, и эти люди успешны?
Попробуем без пафоса понять, какое место в жизни людей занимает логика, когда и почему ею стоит заниматься.
Человек существует не в пустоте. С окружающим миром его связывают неотменяемые зависимости. Чтобы жить в условиях окружающего мира, человеку, как никому другому из обитателей Земли, приходится ориентироваться в обстоятельствах и разнообразить свое поведение. Тут и помогает логика - искусство приведения мысленных образов к однозначности, удобной для запоминания, сопоставления, упорядочения, взаимообмена. Из однозначных образов можно складывать сложные и притом однозначно понимаемые мысленные конструкции.
Логика служит навыком, необходимым и в непосредственном познании мира, и в языковом общении людей. Без логики невозможно ни накопление знаний, ни их передача другим, ни самообучение, ни координация поведения с другими людьми. Натренированное логическое мышление активно, для него характерна экспансия мысли, вопросы: "почему?", "что дальше?", "можно ли по-другому?". Оно стремится к целостности представлений, примеряет удачные мысленные конструкции к новым ситуациям, классифицирует, обобщает. Наука вырабатывает свой строгий и четкий арсенал логики, а в обыденной жизни логические приемы аналогичны, но иногда более расплывчаты, чем логика науки.
Логика в жизни человека - как воздух, его не замечаешь, пока он прозрачен, чист, и его хватает для дыхания.
В житейских ситуациях расплывчатость логики компенсируется использованием готовых поведенческих решений (типовое ситуационное поведение), а также наличием общепринятых поведенческих критериев. Недоопределенное, недосказанное, даже логически противоречивое в массе случаев истолковывается нами правильно, потому что иное толкование не впишется в типовое поведение или в эти самые критерии.
Уберите критерии, дискредитируйте типовые решения, и сразу вылезут на свет логические изъяны и противоречия многих привычных взаимоотношений [2]. По той же причине человек с другими критериями найдет немало несуразностей в том, что мы считаем естественным и верным.
Логика выступает "теорией поведения", от которой зависит практика. В начале статьи была упомянута зависимость между представлениями и поведением. В масштабе общества она проявляется как связь мировоззрения с жизненным укладом, в мировом - как связь эволюции идей с историческим развитием.
Главная особенность современного мира состоит в том, что логика как проявление разума играет все более активную роль в масштабных общественных процессах. Мировоззрения и идеи все более изобретаются кучкой профессионалов и внедряются в жизнь, чем вызревают из жизни. Причем это изобретательство и внедрение удобнее проводить скрытно, чтобы логика массового человека не могла противостоять новоизобретенным концепциям.
Теперь понятно, когда мы должны вспоминать о логике и критериях, не будучи профессиональными математиками и философами:
Понятно также и то, почему в РФ идут разговоры о поиске национальной идеи, а название "Единая Россия" никто не воспринимает в буквальном смысле.
В основе поведенческой логики современного мира как будто лежит концепция права собственности. Все в мире людей, что может им пригодиться, называется имуществом. Все имущество в мире делится по отношению к каждому человеку на две части: "мое" и "не мое", другими словами, "свое" и "чужое". Свое имущество каждый может употреблять по своему разумению, а на чужое претендовать запрещено.
Такие отношения объявляются общественной нормой, поддерживаются людьми сообща, более того, защищаются государственной машиной.
Выводят эту концепцию как правило из логики индивидуального потребления и аналогий в мире животных. У нас должно сложиться впечатление, что концепция собственности естественна для мира людей, что она так же неотменима, как потребность человека в пище, одежде, жилье. И, надо сказать, покуда речь идет о пище телесной и столь же однозначных благах индивидуального потребления, концепция собственности выглядит вполне естественной.
Но аналогии с миром животных хромают, у животных нет государства, каждый четвероногий собственник защищает свои права сам. Так что переход собственности животного к более сильной особи никак не менее естественен, чем соблюдение какого-то священного права.
Еще более хромают аналогии с имуществом, сильно отличающимся от пищи телесной. Хромают так сильно, что приходится изобретать для этих будто бы естественных отношений разнообразные идеологические костыли. Вместе с костылями двуногое право собственности становится уже не четвероногим, а многоногим, не имеющим природных аналогов.
Тем не менее, право собственности исторически возникло и развивается на протяжении тысячелетий. Неужели фундаментом тысячелетней эволюции общественных отношений является логический абсурд? Или стоит за этим некая логика целесообразности?
Давайте посмотрим. Сделал, добыл, нашел, - значит мое. Если другие будут не сами добывать, а мое отнимать, то всем нам придется тратить силы на драки и на прятки, меньше сил останется для собственно добывания благ. Хуже того, мы станем опасны друг другу. Разумнее договориться, что отнимать добытое запрещено, а если кто нарушит, - давать совместный отпор, чтобы впредь охотникам до чужого неповадно было.
За такой логикой стоит объективная закономерность взаимодействия самоуправляемых субъектов, способных к самообучению. При отсутствии общих правил каждый из участников не может прогнозировать результат взаимодействия, даже проведя несколько попыток. Либо такой опыт превращается в общую договоренность сторон, либо каждое взаимодействие непредсказуемо и может дойти до опасной крайности.
Исторически побеждает вариант установления общих правил, в частности, прав собственности. Добро отношений собственности состоит в том, что они упорядочивают взаимодействия, делают их предсказуемыми, устойчивыми, предотвращают превентивное насилие.
Ах вот как, скажет читатель. Логика собственности хромает, однако историческая реальность все равно зиждется на играх вокруг собственности. Ну так и шут с ней, с логикой. "Живая жизнь" сама расставляет все по местам, значит, частная собственность...
Не значит. Право собственности никогда не было в истории абсолютом. Государственная власть во многом стояла выше собственности, а сами "имущественные отношения" подпирались еще и религиями, которые тоже имеют тысячелетнюю историю и недаром едят свой кусок пирога. Отношения собственности никогда не были столь исторически однозначны, как может показаться, когда послушаешь их апологетов.
Вообще, история - это то, что было и прошло. И аргументировать разными историческими аналогиями для обоснования сегодняшней жизни - означает как раз применять логику. Так что давайте сначала договоримся об общепринятой логике и критериях, и только потом рассмотрим исторические аналогии.
С правом собственности нам следует быть осторожными, потому что с ним связано не только добро, но и зло. Злом собственности ее критики издавна считают два момента.
Во-первых, право собственности упорядочивало отношения не очень эффективно. Происходили раздел и передел мира, войны, кризисы, монополизм, загнивание и другие, мягко выражаясь, неприятности. Эти недостатки современная собственническая верхушка сумела одни преодолеть, другие смягчить до приемлемого уровня. Во-вторых, собственность, не ограниченная индивидуальным потреблением, приводила и приводит к тому, что собственническое меньшинство так или иначе заедает чужую жизнь, мешает остальным людям жить и развиваться, подчиняет чужое поведение своим гипертрофированным интересам.
Этот второй момент внешне тоже смягчается. Эпоха истребительных колониальных захватов и работорговли осталась, кажется, позади. Но тенденция использования передовых технологий во вред развитию человека нарастает, и если ее не переломить, то "неуспешное" в терминологии собственников большинство человечества могут постепенно превратить в искусственный биологический вид "Человек дегенеративный" [3].
Современная логика обоснования частной собственности с легкостью обходит вопиющие противоречия. Вот что в 1988 году говорил в защиту сомнительного права собственности знаменитый окулист Святослав Федоров :
Теперь в отношении интеллектуальной собственности. Я был недавно на заседании Совета Министров, где мы решали странный вопрос: принадлежит ли мысль человека человеку, или она принадлежит государству. Я как-то раньше об этом не задумывался, просто был поражен, когда услышал, что многие товарищи из Госплана доказывали, что все мои мысли принадлежат государству, а не мне. (Смех.) Что их можно продавать, а я тут ни при чем. Мне дают просто авторское свидетельство, и все. И мне говорили, что, раз мысль рождается на работе, на стуле государственном, значит, она принадлежит государству. Я говорю: ну а у меня она ночью рождается, что тогда?
Принадлежит ли мысль человека человеку? Не знаю, как объяснялись с С.Н.Федоровым в Госплане, но вопрос этот куда более странен, чем ему представлялось. Мысль не является имуществом, не обладает свойствами имущества. Принадлежность мысли человеку может означать лишь одно из двух:
Следует ли из принадлежности мысли человеку его "право" в дальнейшем диктовать всем и каждому, как пользоваться этой мыслью или, наоборот, не пользоваться ? Нет и не может быть ни у кого такого права, если только люди не принимают в качестве общеобязывающего правила (закона) какие-то условленности, договоренности на этот счет.
Хитроумные собственники некогда изобрели, придумали "продажу мыслей", хотя мысли не обладают обычными свойствами имущества. Данные придуманные отношения никакими священными правами обосновать невозможно. Имеет место как будто достигнутая в обществе договоренность, закрепленная в законе, об условных, заранее оговоренных правах и обязанностях взаимодействующих сторон.
Как и всякий закон, такие условленности должны иметь свои общеполезные цели, в противном случае каждому новому подрастающему человеку невозможно будет объяснить, почему люди должны соблюдать законы.
Как и всякий закон, такие договоренности должны иметь свои четко очерченные границы. Но нам предлагают не логичный закон с целями и границами, а идеологическую концепцию "интеллектуальной собственности", о целях которой можно только догадываться, причем и логические границы проводить соответственно своей догадливости. К этой новой идеологии просто надо привыкнуть, начать в нее верить, как верили некогда люди в плоскую Землю на трех китах. Логика при этом отдыхает.
Какова цель общественной договоренности о "продаже мыслей"? При социализме - заинтересовать талантливых людей в общественно-полезной интеллектуальной деятельности мерами морального и материального стимулирования в рамках обычных для социализма трудовых отношений. При капитализме - распространить частнособственнические отношения на сферу интеллектуального труда, сделать некоторых талантливых людей алчными капиталистами, а мировоззрение остальных подчинить интересам капиталистов.
Такое буржуазное сращивание таланта с алчностью привело к еще более одиозной конструкции отношений - продаже детей. Вот поистине торжество собственнической логики - что сделал, то и мое.
Деньги - слишком зыбкая субстанция, чтобы основывать на их накоплении гарантии долговременного благополучия. Во всяком случае, в нынешнем мире.
Однако буржуазная "экономическая" идеология фетишизирует деньги. Деньги из посредника в хозяйственных отношениях превращают в бесконтрольного диктатора, распределяющего жизненно необходимые ресурсы, за которым не разглядишь и не притянешь к ответу действительных диктаторов.
Буржуазно-экономическая терминология строится на подмене хозяйственных, производственных понятий финансово-спекулятивными. Самые чудовищные, самые разрушительные социально-экономические изменения можно обосновывать то нехваткой денег, то опасностью инфляции, то рыночной коньюнктурой, то "экономической" целесообразностью. Можно десятилетиями провозглашать ростом экономики свистопляску экономической цифири, а потом, когда цифирки обнуляются, разглагольствовать о кризисе и новых возможностях, которые он открывает.
Жизнь людей - не цифра в ячейке банковского компьютера. Жизнь и ценнее, и зависит от куда более определенных факторов. Люди, привыкшие зарабатывать на фокусах с банковскими цифрами, не могут дорожить жизненными интересами целых народов. У них нет психологических барьеров, предотвращающих нанесение масштабного вреда инерционным системам жизнедеятельности - производству, образованию, науке.
По-видимому, этим объясняется то, что начавшийся в 1985 году процесс уничтожения советской цивилизации и включения ее обломков в систему мировых финансовых отношений обернулся на постсоветском пространстве невиданным в новейшей истории истощением реального экономического потенциала.
Alex55
07.12.2008
Москва
[1] Цитируется по "Экономикс сиречь наука экономическая" - ж."Экономическая школа" вып.2, 1992. Санкт-Петербург.
[2] В этой связи поучительным примером является перестроечная пропаганда "нового мышления" и сопутствующие ей мероприятия информационного воздействия.
[3] Особенно зрима эта тенденция на примере разрушения СССР и последующих "реформ".
См. также
Язык и понимание
Два момента истины
Проговорка по Черчиллю
Подчинение как объективная необходимсть
Логика договоренностей
Рациональное поведение
К пониманию технологий неконтролируемого управления сознанием
Аргументы непопулярной политики
Постоять за себя
Пророки с ограниченной ответственностью
Имеют ли они право судить
О самопонимании современного человека
Информационно-поведенческая концепция человека