Василий Грозин
На правах рукописи
Технологии управления
Забота наша такая
Инструмент взаимопонимания - разум
Рациональность и образность
Обязательность и необязательность логики
Понятие и понимание
Ключевой критерий
В данной статье речь пойдет о проблеме рациональной однозначности и логической корректности рассуждений. Эта проблема касается прежде всего научного мышления, но не только. В повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с необходимостью обосновывать, аргументировать, доказывать правильность тех или иных гипотез или убеждать в предпочтительности каких-либо позиций, решений. Нам приходится вникать в аргументацию других субъектов, критически ее оценивать, анализировать, выдвигать свои поправки и контраргументы.
Аргументация имеет место в так называемом "внутреннем диалоге" размышляющего человека. Она является неизменным спутником дискуссий и переговоров. Без нее немыслимо организовать людей для совместной деятельности во имя общих целей (коллектив, команда, союз). Понятно, что и в такой сфере, как политика, аргументации принадлежит важнейшая роль. С ней непосредственно связаны понятия пропаганда и агитация. В то же время корыстные политические силы зачастую используют для убеждения нечестные приемы аргументации и такие ее суррогаты, как политическая риторика и демагогия.
Хуже того, в последние десятилетия в политическую практику вошли и активно используются новые технологии информационно-психологического воздействия на человека, которые не просто обманывают, а снижают способность разума противостоять нечестным приемам, затрудняют ориентировку в окружающем мире. В нечестные игры против разума вовлекают и науку. Особенно это касается общественных наук, которые под давлением политического заказа могут превращаться из инструмента познания в инструмент пристрастных толкований.
Мы рассмотрим аргументацию с общефилософских позиций и постараемся найти надежный критерий для отличения пристрастного от объективного.
Для начала обратим внимание на то всем известное обстоятельство, что даже одни и те же написанные или сказанные слова могут восприниматься людьми неодинаково. Например, в таком очевидном случае, когда одному человеку данное слово уже знакомо, а другой встречает его впервые.
Знакомство со словом тоже бывает разным. Оно складывается из объяснений значения данного слова, которые человек получает из разных источников, и собственных догадок, додумывания. Притом полученные объяснения в свою очередь бывают неполными, в них случаются разночтения и ошибки, а о догадках в этом смысле и говорить нечего - само собою разумеется. Возникает вопрос: как же при таких условиях один человек понимает другого? Да и понимает ли?
Ответить на этот вопрос не так уж сложно. Мы уже обратили внимание, что дело не сводится к какому-то эталонному содержанию сказанного, а требуется еще способность получателя воспринять это содержание без искажений. В каких-то ситуациях люди легко приходят к единообразному истолкованию утверждений, а в каких-то - с трудом или не приходят вовсе. И если разобраться, чем легкие ситуации отличаются от трудных, то можно постараться так подходить к трудным случаям, чтобы они становились проще.
К сожалению, можно действовать и наоборот. Поэтому в дальнейшем рассмотрении мы должны будем отличать вопрос о способности людей к общеоднозначной интерпретации слов и утверждений от совсем другого вопроса, - почему люди не всегда стремятся понимать и быть верно понятыми.
Современный мир дает нам множество примеров предсказуемого и надежного взаимодействия между людьми, которое немыслимо было бы без достаточной степени взаимопонимания. Так по проектам, выполненным одними людьми, другие строят дома и изготавливают машины, а третьи этими машинами управляют. Слаженно работают такие масштабные системы, как железные дороги, крупные промышленные предприятия, службы управления воздушным движением, обеспечение космических полетов. Коллективное взаимодействие в промышленности и сельском хозяйстве, научно-исследовательской и проектно-изыскательской сфере, искусстве, государственном управлении, - все это основано на единообразии истолкования слов и понятий.
Предсказуемость взаимодействия людей страдает иногда от ошибок, неточностей, недопонимания и недисциплинированности, но такие случаи преодолимы. Можно уверенно говорить о достижимости в человеческой практике, притом в ее жизненно важных сферах, такой строгости выражения сведений, чтобы они воспринимались участниками взаимодействия в достаточной мере единообразно (однозначно) [1] .
Наш инструмент познания мира - разум - служит в то же время инструментом взаимопонимания людей. Покажем это на примере определения понятия "разум", каковое постараемся сделать четким и однозначным, насколько это возможно в подобном случае.
Разум - это способность человеческого сознания формировать упорядоченные представления. [2] .
Все слова в этом определении разума используются в их обыденном значении без какой-либо особой специфики. При этом мы готовы разъяснять, уточнять, "устрожать" истолкование каждого слова, если оно покажется размытым, двусмысленным, недостаточно ясным. Так, представлениями мы называем картины (образы, умозрительные модели) в сознании, отражающие окружающий мир, а также создаваемые воображением. Порядок - умозрительный образ, означающий определенность взаимосвязей, отношений множества элементов. Порядку противополагается хаос - умозрительный образ, означающий неопределенность, неразличимость границ, частей, свойств, состояний. И так далее.
Наше определение делит сознание на две части: одну, которую мы называем разумом, и другую, которая разумом не является. Граница между этими частями - мысленная и условная. Однако именно такие эфемерные границы, проводимые мысленно между смежными, но различными понятиями, и образуют тот общий терминологический порядок, который благодаря согласованности и совместной поддержке приводит нас к однозначности интерпретации рассуждений.
Что мы относим к разуму? Во-первых, конечно, мышление - способность направленно изменять представления. Во-вторых, внимание, приученное взаимодействовать с мышлением. В третьих, память, натренированную обслуживать мышление. В четвертых, воображение в той мере, в какой оно подчиняется дисциплине мышления.
Вне понятия "разум" остаются те составляющие сознания, которые хотя бы отчасти противостоят дисциплине разума, либо не вполне досягаемы для мысленного взора: эмоции, эмоциональное воображение, эмоционально-образные представления в памяти, воля, инстинкты, автоматические реакции.
Разум орудует во всех уголках сознания, куда может добраться, а не только "на своей территории". Эмоции, художественные образы, желания, - все может расставляться по полочкам, все может соотноситься, сопоставляться, хотя и с разным успехом. Так, эмоции и воля взрослого человека обычно находятся под сильным влиянием разума. Однако человек может не послушаться советов разума, причем по человеческим меркам это не будет считаться слабоумием. Такие человеческие слабости, как невоздержность в еде и питье, такие проявления человечности, как страстность, такие высоты человеческого духа, как стойкость и бескорыстие, - все это примеры поведенческого выбора, выходящего за рамки четкого рационального порядка.
Кому-то может показаться странным, что мы отделяем разум от решающей мотивации поведения. Ведь не каждый обжора говорит себе что-то вроде "да, я знаю, что это излишество, но это в последний раз". Есть и такие, что считают: "лучше жизнь с приятными излишествами и последующими неприятностями, чем без того и другого". Тонкий момент в том, что поведенческий выбор разумного живого существа, каковым является человек, в нашем понимании всегда многовариантен. Разум может обосновать предпочтительность одного варианта поведения, но как только мы зафиксируем этот обоснованный приоритет, тот же разум может придумать обоснование и для иного предпочтения. Соответственно, поступки определяются не рациональной упорядоченностью, а компромиссом между «правильно» и «хочу». В случае, когда сталкиваются интересы разных людей, доводы их разума приходят в неразрешимое противоречие между собой.
Люди давно заметили в себе это "упрямство воли", и, чтобы разум из инструмента понимания мира не превратился в инструмент самообмана и обмана сородичей, стали обращать внимание на различие субъективной и объективной аргументации. Аргументы разума лишь тогда признаются авторитетными меж людей, когда над разумом не довлеет субъективное начало человека, его страсти, интересы, желания.
Итак, в чем состоит наш принцип, по которому мы намереваемся разделять сознание на "разум" и "не-разум"? В общеоднозначности истолкования подконтрольных разуму представлений. Мы отделяем от разума мятежное живое начало сознания, субъективные пристрастия, духовную жизнь, невзирая на то, что разум активно соучаствует во всем этом, пытается исследовать и направлять, а также помогает оправдывать. В безраздельном ведении разума мы оставляем только одно - упорядочение. Порядок, который всеми понимается однозначно.
Для дальнейших рассуждений нам потребуются общеизвестные термины рациональное и иррациональное. Будучи приверженцами порядка, дадим им свое по возможности строгое определение. Сразу оговоримся, что строго различать рациональное и иррациональное мы собираемся только применительно к представлениям, а к прочему - по аналогии с представлениями.
Рациональными будем считать такие представления, которые полностью контролируются разумом. Все остальные случаи будем называть иррациональными, не вкладывая в это слово никакой негативной оценки.
Как понимать "полностью контролируются"? Это означает, что рациональное представление исчерпывается фиксированной вне сознания формой, которая может воспроизводиться без искажений и без искажений восприниматься сознанием другого субъекта. Такое представление не может измениться незаметно для разума. Оно однозначно для любого индивида, способного его воспринять.
Доказать рациональность образа, возникшего в нашем сознании, мы можем только тем, что выразим, зафиксируем его в материи как текст, схему, рисунок и т.п. [3] , притом так, что это материализованное представление в сознании других людей породит такой же образ. Неискаженная передача из сознания в сознание - вот что стоит за строгой рациональностью.
Типичный пример рационального представления - таблица умножения. К рациональному относится математика и всякое в строгом смысле научное знание.
Примерами иррационального могут служить понятия: добро, зло, красота. Мы не утверждаем, что такие понятия никак рационально не выражаются, важно, что они не исчерпываются никакими рациональными схемами и описаниями. Иррационально воспринимаются произведения искусства. В каждой душе они разворачиваются в собственные образы и вызывают у людей различный отклик, разное отношение к себе.
Явления реальной жизни мы обычно не только понимаем, но и "переживаем". Переживания - иррациональны. Разум, который оперирует представлениями в образном пространстве сознания, в нашем понимании не переживает. Он всегда схематизирует, упрощает иррациональное, притом не всякое упрощение достигает рациональности. Можно поэтому говорить о неполной рациональности, о рациональности большей или меньшей. Но все такие оценки контролируются разумом не полностью, то есть, в нашем строгом понимании - иррациональны. Рациональность торжествует в тех сферах, где жизнь заставляет, - в науке и технике.
Рассмотрим простой пример рационального суждения: «2 < 3» или в словесной форме «два меньше трех». Это простое утверждение вполне рационально и к тому же абсолютно истинно. Слово "абсолютно" здесь означает, что рациональных сомнений в истинности нашего утверждения не существует.
Теперь отразим две мысленные атаки на эту нашу абсолютную истину.
1) "Что, разве два слона меньше трех мышей?" Этот псевдологический фокус заключается в отвлечении нашего внимания зримыми конкретными образами от четкого абстрактного смысла понятий. Такому скептику мы напомним, что речь в суждении идет не о животном мире, а об абстрактном количестве (отвлеченном от конкретики).
2) "Числа 2 и 3, а также отношение "меньше" с самого начала, когда они вводятся в мысленный оборот, уже представляют собой такие объекты, первый из которых состоит со вторым в указанном отношении. Так что ваша абсолютная истина есть всего-навсего тавтология (бесполезное повторение): «то, что меньше, меньше того, что больше»." Этот способ запутывания мыслей похитрее предыдущего, он рассчитан на людей, практиковавшихся в математическом и абстрактно-логическом мышлении. И он стоит того, чтобы понять его получше. Здесь наше внимание пытаются замкнуть в абстрактный порочный круг при помощи образного понятия тавтология.
Математики в своих мысленных конструкциях любят отвлекаться не только от конкретного (в нашем случае - слонов, мышей и прочего счетного материала), но и от абстрактного (в нашем случае - отвлеченного количества). Они рассуждают примерно так: "Рассмотрим числа не как привычное нам количество или точки на числовой оси, а отвлеченно от количества и точек - как подлежащие исследованию мысленные образы, обладающие свойствами привычных нам чисел, но не сковывающие наше воображение образами количества или бесконечной прямой..." Отсюда и возникают определения "непонятно чего через непонятно что", от которых затем шаг за шагом выстраивается цепь рассуждений.
Надо сказать, что это "отвлечение второго порядка" позволяет математикам сооружать весьма сложные мысленные конструкции, которые остаются строго рациональными, и где привычные нам числа могут выглядеть как частный случай гораздо более обобщенного понятия. Подобное абстрагирование совершают все школьники, когда от натуральных чисел (целых положительных) переходят к действительным, включающим и отрицательные, и дробные, а затем к комплексным. Высокоабстрактные мысленные конструкции приводят нередко к полезным математическим результатам, что-то типа: "Если некие объекты обладают такими-то свойствами, то они обладают еще и другими, неочевидными свойствами, а именно:..."
Но мы говорим об иных вещах, и должны развеять всякое сомнение относительно безупречности нашего суждения «два меньше трех». Независимо от математических абстракций и псевдологических трюков данное суждение фиксирует различение количеств «два» и «три» по критерию «больше - меньше», притом назвать такую фиксацию бесполезной может только безумец. Ценность этого различения состоит в том, что оно вкупе со множеством других различений, а также связываний различимого образует все наше знание об окружающем мире.
Наш простой пример - типичен; рациональность достигается посредством абстрагирования и состоит в объективной фиксации мысленных различений и связываний. Объективность - независимость от воли субъекта. Она проявляется в одинаковой для всех, согласованной интерпретации смысла слов "два", "три" и "меньше".
Вообще согласованность бывает двух видов. В данном случае она опирается на явления реального мира, одинаково непреложные для всех людей. "Меньше" - оно для всех "меньше". Скажем, если у матери трое детей, а домой вернулись двое, то любая мать должна заметить недостачу. Такую согласованность называют знанием. Знание обеспечивает связь жизнедеятельности людей с реальностью. Знания - это представления, пригодные для обоснования поведения, другими словами, истинные представления.
Другой вид согласованности - удобная для всех и поддерживаемая всеми выдумка (условленность, договоренность, конвенция). В нашем примере это относится к использованию для представления чисел арабских цифр и десятичной системы счисления, к обозначению соотношения «меньше» словом «меньше» и знаком «<» и так далее. Договоренности, пока люди их придерживаются, тоже пригодны для обоснования поведения. Например, правила грамматики, правила дорожного движения, расписание поездов, законодательство, традиции, обычаи, верования, ценностные представления. В отличие от знания договоренность может быть изменена по согласию сторон. Например, так вводилась международная система мер и весов, международная система единиц.
Важнейшим для жизни людей и не всегда легким вопросом является разграничение знаний и договоренностей в области представлений о внутреннем мире человека, то есть, в сфере самопонимания (рефлексии). В пределах человеческого сознания все, чего достигает свет разума, становится так или иначе подвластно воле, то есть, превращается в «договоренности». Но само рассмотрение отдельных разума и воли - в какой мере представляет собой отражение реальности, а в какой - принятую людьми (не всеми, кстати) конвенцию самопонимания?
Отметим здесь важнейшее различие между разумом и волей: разум - это способность формировать представления, отвлекаясь от собственного «я», представления, одинаково понимаемые всеми. Уже само это обстоятельство подразумевает общезначимость рациональных представлений, их востребованность другими, общую полезность. Разум - не порядок ради порядка, а инструмент познания и организации успешных взаимодействий, не цель, но средство. Открыв в себе такую способность и применяя ее на практике, люди накопили беспрецедентное в живой природе могущество по отношению к окружающему миру.
Все рациональные мысленные конструкции строятся на базе готовых, ранее согласованных образов, иногда довольно сложных, которые, как мы отмечали в начале статьи, вследствие недопонимания или корысти могут толковаться людьми неоднозначно. Для удобства восприятия сложные рациональные представления дополнительно подкрепляют образными аналогиями. Впечатляющая сила образных сравнений и ассоциаций может быть направлена как на поддержку строгости рациональных представлений, так и против нее. В последнем случае образностью отвлекают внимание от фиксации различений и связываний, мешая человеку выстраивать и контролировать рациональные умозаключения и облегчая тем самым его обман.
Упорядоченные иррациональные представления могут быть похожи на рациональные. Таковы, например, буржуазные концепции рынка, прав человека, демократии. [4] . В свою очередь и сложные рациональные представления, подкрепленные для удобства восприятия образными аналогиями, можно заподозрить в иррациональности. Их бывает нелегко отличить от упорядоченных иррациональных представлений. Этому смешению способствует принимаемая нынешней публикой нечеткая трактовка понятия "рациональное", от которой мы стараемся уйти.
Для отличения рациональных представлений с их образной поддержкой от иррациональных мысленных конструкций, закамуфлированных под рациональные, у нас уже есть полезный мысленный ориентир: в рациональном всегда должна присутствовать объективная фиксация различений и связываний каких-либо явлений материального мира или сознания.
Заметим, что рациональное - не обязательно значит истинное. Утверждение "два больше трех" - в нашем понимании вполне рационально и при этом ложно. Почему же мы тратим время на уточнение различий рационального и иррационального, а не истинного и ложного? Потому, что разум человека по велению субъективной воли может продуцировать и заведомо ложные представления, и представления, нарушающие любой предустановленный разумом же порядок - иррациональные.
В нашем рассмотрении логика - это методология и навыки создания однозначно понимаемых - рациональных - представлений. В современном мире умение и привычка мыслить логически обязательны для каждого дееспособного индивида и воспринимаются как нечто естественное. Они необходимы как для выстраивания собственного поведения, так и для взаимопонимания с другими. Конечно, логические навыки могут быть развиты у людей в разной степени, так что применительно ко всем речь идет лишь о необходимом минимуме, который включает распознавание типовых ситуаций и понимание последствий типового поведения. Типовой минимум позволяет людям достигать предсказуемости в жизненно важных взаимодействиях. Предсказуемость необходима как для устойчивости массовых взаимодействий, так и для успеха самоуправляемого поведения [5] .
Логика пронизывает все наше мировосприятие. Она позволяет людям поддерживать связь представлений с реальностью, накопление знаний, взаимообучение. Мы тут говорим не о сугубо научной логике, а о рациональной однозначности самых обыденных представлений. Рассмотрим пример.
Мы идем по улице, мимо проезжает автобус с пассажирами. Небольшую часть автобуса загораживает столб, стоящий на обочине проезжей части, эта часть для нас невидима. У нас не возникает сомнений, что автобус есть нечто целое, а не две половинки и неизвестность между ними. На чем основана наша уверенность?
Во-первых, невидимая зона при движении автобуса перемещается, при этом прежде загороженная часть открывается взору в целости и сохранности. Во-вторых, мы сами бывали пассажирами и знаем, что столбы на обочине, равно как и взгляды прохожих, не оказывают влияния ни на кузов, ни на внутренность машины. В-третьих, витрина на противоположной стороне отражает автобус целиком...
Заурядный случай восприятия реальности, который наше сознание отрабатывает автоматически, оказывается, далеко выходит за рамки непосредственного ощущения. Разум привлекает свой огромный накопленный опыт и плюс к тому "применяет теорию" об устойчивой целостности вещественных объектов. Этой теории нас научили в детстве, и она постоянно подтверждается практикой. Мы знаем, что автобус существует и тогда, когда мы его вообще не наблюдаем, и так обстоит дело со всеми автобусами. Точно так же нам известно, что уходящий от нас гость не исчезает, а продолжает быть и нести в своей памяти то, о чем мы с ним говорили.
Однако память - не очень надежная способность. Человек может позабыть что-то, перепутать или вообразить. Надежнее будет записная книжка. Благодаря объективной фиксации мы можем избегать ошибок запоминания и натренировывать память на самопроверку. Каждый из нас выступает такой "записной книжкой" для окружающих, когда мы поддерживаем общие фиксации и поправляем друг друга в случае ошибки.
Если бы окружающие вдруг затеяли игру во взаимонепонимание, запутывание, мистификацию, то совместная жизнедеятельность людей, основанная на предсказуемости взаимодействий, стала бы практически невозможной.
Воспитывая ребенка, родители учат его логике (конечно, не только ей одной), будучи заинтересованы в безопасности ребенка и окружающих. Воспитатели побуждают, а то и заставляют подрастающего человека быть логичным. В дальнейшем круговая порука рационального подхода к жизненно важному поведению сопровождает человека и вынуждает придерживаться логики. Разными средствами - от престижа и репутации до ограничения дееспособности и принудительного лечения - человеческая общность охраняет рациональный фундамент совместной жизнедеятельности.
Пренебрежение логикой допускается в детских играх и аналогичных им "несерьезных" ситуациях у взрослых, например, веселые розыгрыши, искусство. Последствия алогичного поведения не выходят в таких случаях за рамки локальной несерьезности (делу - время, потехе - час) и не угрожают ни предсказуемости в серьезной сфере, ни безопасности.
Разграничение жизненной реальности на серьезную и несерьезную сферы играет важнейшую роль в предотвращении социального хаоса. Серьезная сфера - царство логики и ответственности за последствия поведения, а несерьезная - царство абсурда, разгул шуточной безответственности, эпатажа, непредсказуемости. Каждому ясно, к каким последствиям может приводить неразличение игрушечного пистолета и боевого [6] . Столь же опасно может быть распространение абсурдизма на такие серьезные сферы жизнеобеспечения, как экономика, образование, управление.
Но ведь именно это и происходит в мире в последние десятилетия. Граница между серьезным и несерьезным стирается в буржуазных экономических и мировоззренческих концепциях, в практике рекламной индустрии, телевидения и радио, в постмодернистской культуре, в массовом образовании, наконец, в публичной политике.
В данной статье часто используется слово "представления". Это не случайно. Синонимом представлений в том смысле, который мы подразумеваем, является слово "информация". Термин информация широко используется ныне как технический и мировоззренческий [7] . Соответственно, обсуждаемые нами выше рациональные представления - это не что иное как однозначно толкуемая информация.
Интуитивно понимаемое количество информации в нашем распоряжении не уменьшается при передаче другому субъекту и не увеличивается при создании копии. В этом смысле "информационная субстанция" кардинально отличается от материальных вещества и энергии - для нее не выполняется закон сохранения. Никому не приходит в голову писать статьи, повторяя множество раз одно и то же предложение, слово, букву, хотя бы потому, что не найдется охотников такое читать. Совсем необязательно скачивать из интернета один и тот же файл десять раз, чтобы разослать его десяти адресатам.
Вместе с тем мы перечитываем полюбившиеся книги, повторно смотрим одни и те же старые фильмы, наконец, просто любим вспоминать минувшее, хотя информации это нам не прибавляет. Во всех таких случаях важную роль играет не информационная, а эмоционально-образная сторона представлений. Мы не только используем представления как информацию, мы переживаем их, они для нас источник жизнеощущения, поскольку именно представления опосредуют наше взаимодействие с окружающим миром. Благодаря своему информационному характеру данный источник переживаний может отрываться от реальности. Это необходимо понимать.
Как мы обмениваемся информацией? Странный вопрос, каждый знает, что существуют языки, жесты, обозначения... Однако все это не главное, не первичное, не суть, а только внешняя сторона.
В основе обмена информацией лежит понятие - обособленная часть
представлений, которой
Структура понятия схематически изображена на рисунке. Наименование служит обозначением понятия в речи, в книгах и др.. Способ распознавания и знание вместе составляют содержание понятия, которое должно быть заранее известно субъекту, воспринимающему информацию. Благодаря своей компактности наименования понятий удобны для передачи представлений и хранения их на материальном носителе.
Способ распознавания как правило задает какие-то очевидные, опознавательные свойства самого обозначаемого предмета или явления, и, кроме того, фиксирует его соотношение с другими понятиями: границы, отличия, подобие, связь и пр.. Типичным способом распознавания является определение понятия. Способ распознавания может уточняться по мере обретения новых знаний.
Полезным содержанием понятия является знание свойств, которое может быть
значительно богаче, чем их опознавательный набор.
Более того, знания активно используемых понятий часто имеют тенденцию к
возрастанию.
В рассмотренном выше суждении «два меньше трех» каждое из трех слов обозначает свое понятие; притом понятия «два» и «три» входят в понятие «натуральные числа» как частные случаи, так что способом распознавания для них служит указание их конкретного положения в последовательности натуральных чисел. Способ распознавания соотношения «меньше» тоже задается в знании о натуральных числах. Натуральные числа в свою очередь могут определяться как мысленный образ количества счетных предметов, которое можно "пощупать руками".
Фундаментальный навык перехода от того, что можно пощупать руками, ощутить, различить органами чувств, к упорядочиваемым мысленным образам, передается детям от взрослых. Сначала ребенок, подражая взрослым, учится переходу от ощущаемого образа предмета к его названию, затем - от названия к способу распознавания и знанию свойств.
Одним словом-ярлыком могут обозначаться несколько различных понятий. Так, мы называем словом «стул» множество разнообразных по форме, размеру, цвету, устройству предметов мебели, имея в виду их общее предназначение, наличие спинки и отсутствие признаков, характерных, скажем, для кресла. Но тем же словом-ярлыком обозначается в медицине совсем другое понятие. Путаницы не происходит лишь тогда, когда слово-ярлык доопределяется до однозначности контекстом, в котором оно употреблено.
Понятия служат не только для обмена информацией, но также для понимания реальности и для организации взаимодействия людей. В жизни все эти задачи связаны и переплетены между собой, к тому же они решаются одним и тем же инструментарием - разумом человека. Тысячелетиями жизнь заставляла людей вырабатывать способ совместного приспосабливания к внешним условиям и друг к другу. В итоге мы получили понятия - порции знаний о распознаваемых обстоятельствах жизнедеятельности, обозначаемые наименованиями.
Понятия постоянно и незаметно "работают" на нас. При сообщении сведений готовое понятие не нужно каждый раз объяснять, достаточно привести его наименование, и внимающий сам развернет в своем сознании известное ему содержание. Если содержание используемых понятий согласовано между людьми, то обмен информацией стократ упрощается, притом короткая фраза может нести в себе огромный объем сведений. И наоборот, появление плохо согласованных или трудно распознаваемых понятий усложняет взаимопонимание людей иногда до полной его невозможности.
Объекты окружающего мира мы ощущаем органами чувств и умеем сопоставлять с понятиями не по названиям, а по внешнему виду и другим опознавательным свойствам. Все, сказанное о роли понятий во взаимопонимании людей, верно и для распознавания явлений реальности. Способы распознавания позволяют нам быстро подобрать готовое понятие и привлечь все содержащееся в нем знание для построения мысленной модели конкретных обстоятельств. Но если в распоряжении человека нет подходящих понятий, то либо он должен комбинировать из нескольких, либо придумывать свое собственное понятие, которое еще предстоит растолковывать другим участникам взаимодействий и согласовывать с ними.
Объективной основой понятий служат явления реальности. В частности, предметы, природные закономерности, жизнедеятельность людей. Именно в удачном обособлении части реальности от прочего, в выгодном сочетании простоты распознавания с большим объемом знаний заключается секрет познавательной силы и информативности как отдельного понятия, так и их актуальных множеств.
В научных и обыденных понятиях накоплен огромный запас знаний и навыков понимания реальности, взаимопонимания между людьми и самопонимания человека.
Иногда говорят, как о чем-то самоочевидном, что человек думает словами. Это не совсем так, а если разобраться в сути, то совсем не так. На самом деле мы рассуждаем преимущественно готовыми понятиями. Произнося слова, мы всегда подразумеваем (имеем в виду) то содержание, которое стоит за каждым словом. Образ понятия в силу привычки переносится и на слово, обозначающее его. Помимо этого в языке существует своя образность созвучий, благозвучия, ассоциаций, ритма и не только: язык - носитель культуры народа, его исторической памяти, его самопонимания. Но в рациональных представлениях язык - всего лишь носитель информации. Мы должны уметь отвлекаться от "стихии языка" и концентрировать внимание только на содержании, которое стоит за словами.
Давая определение понятия через соотношения с другими понятиями, мы оказываемся перед необходимостью определить и эти другие понятия через третьи и так по цепочке дойти до фундаментальных понятий, наподобие древних "земли", "воды" и "огня". Однако все обстоит куда проще.
Опорой мышления и его основным объектом служит материальный мир. Понятие можно считать полностью определенным, если его способ распознавания опирается на объективные закономерности. Таковы непосредственные образы явлений материального мира. Отличимые от прочего целостные предметы, а также способы поведения по отношению к ним становятся опорными понятиями для ребенка, осваивающего мир. По мере взросления он приобретает навыки более абстрактного упорядочения представлений о реальности при помощи понятийного мышления. При этом опорные понятия остаются связанными с производными от них абстракциями, что обеспечивает человеку рациональную связь его умозрительных образов с окружающей действительностью.
Рациональность понятийной структуры достигается тем, что способы распознавания понятий фиксируются образами объективной реальности (прямо или через посредство других понятий).
Понятийное мышление - достояние каждого человека, а не только ученых и философов. Всякий, кто способен обмениваться знаниями посредством языка, а также сообщать сведения об окружающей реальности другим людям, в той или иной мере владеет понятийным мышлением. Наше объяснение понятия «понятие» исходит из роли оного в жизни людей. Мы продолжаем многовековую философскую традицию трактовки мышления - от античности до современной кибернетики. Кому-то это может показаться банальным. Чтобы по достоинству оценить действенность понятийного мышления, рассмотрим пример неточной трактовки понятия.
Нередко можно услышать такое философское суждение: объект есть совокупность его свойств. Казалось бы, верно подмечено. Увы, здесь мы имеем дело с мошенничеством, то есть, на первый взгляд верное суждение увлекает наш разум в ложном направлении, в направлении, парализующем понятийное мышление.
Да, о каждом объекте можно в какой-то момент подумать, что он есть совокупность свойств. Так думает разработчик компьютерных баз данных, когда проектирует, какие сведения об объекте должны храниться в памяти машины. Так подразумеваем все мы в каждом акте поведения, привычно фиксируя в сознании "параметры" окружающего мира. Но разве мир - это фиксируемые нами "параметры"? Автор суждения привлекает наше внимание к сиюминутному, преходящему моменту мышления, приписывая ему фундаментальность и всеохватность понятия «объект».
«Объект» - он объект и есть, со всем тем, что мы еще в нем откроем, и с тем, что открыть не успеем. А «свойства» - это то, что мы фиксируем в качестве закономерностей объекта и его особенностей. Но это далеко не все, что мы знаем об объекте! Например, камень, лежащий на дороге, имеет «как бы свойство» мешать проезду. Уберем - он этого свойства лишится. Мы что, изменили свойства камня? Ведь этим камнем можно и в окно кинуть, и что, значит он имеет свойство разбивать стекла? А сколько еще таких «как бы свойств объекта» можем мы изобрести для камня?
Мошенничество заключается в том, что наш разум, увлеченный «абстракционизмом» вышеприведенного суждения, начинает корежить хорошо всем знакомые понятия «объект» и «свойства объекта». Насильно загонять в понятие «свойства» то, что к свойствам относить не принято, поскольку неудобно, противоестественно. Так, в примере с камнем нас потянуло включить в свойства камня помимо прочего способы его использования человеком. Кстати, разработчик компьютерной базы данных примерно так и формализует объекты. В рамках условной задачи, поставленной перед ним, такой подход может быть оправдан.
Нам могут возразить, что в ситуации с камнем мы неправильно очертили объект. Что, если помеху движению считать свойством не камня, а другого объекта - «сочетания камня с дорогой» или чего-то подобного? Или так: камень, лежащий на дороге, - не просто камень. Он становится мешающим предметом и уже в качестве такового обладает свойством мешать движению. Что ж, тут со свойством мы навели порядок. Действительно, один и тот же объект, рассматриваемый в разных ситуациях и аспектах, попадает в разные понятия. Но объект-то - один и тот же, несущий на себе "шрамы времени"! И свойства объекта, как их понимают люди, - это именно его свойства, а не то бесчисленное разнообразие возможных проявлений, из-за которого обыкновенный камень обрастает свойствами вселенной.
Спасая понимание свойств, мы покорежили понимание объектов. Так и приходится нам, некритически уверовавшим в лукавую мысль, ворочать в голове абстракциями, которые хотя и названы привычными словами «объект» и «свойства», на деле идут вразрез с очертаниями объектов и пониманием свойств. Мы думаем, что поднимаемся к высотам теоретического мышления, в то время как наш разум нагрузили самоцельной реструктуризацией представлений.
Ученым приходится иногда корежить привычные понятия. Это бывает необходимо, когда существующей структуры представлений оказывается недостаточно для понимания реальности. Это бывает полезно, если инструментарий абстрактного мышления расширяется новыми удобными логическими конструкциями. Но делается это по строгим правилам логики и выверяется постоянной научной практикой. В противном случае новоизобретенные понятия, неподтвержденные знания и приемы мышления, разрушающие актуальную структуру представлений, должны встречать противодействие научного сообщества.
Мы рассмотрели некоторые важные вопросы рационального мышления, отметили отличия рациональных представлений от иррациональных, коснулись роли логики в жизни людей. Мы знаем, что рациональность человека неотменима в том же смысле, в каком неотменима связь человека с реальностью. Нам также известно, что рациональность может быть намеренно отброшена человеком, что это допустимо в несерьезных ситуациях, а в серьезных может привести к ущербу для участников взаимодействий.
Однако мы еще не упомянули класс взаимодействий, в которых актуальной целью участника является нанесение ущерба другому участнику. Очевидными примерами такого рода являются войны и уголовные преступления, более завуалированными, притом не менее важными, - отношения классового господства. Эти взаимодействия никак не отнесешь к несерьезным, они затрагивают жизненно важные интересы человека. Но рассчитывать здесь на общее преклонение перед логикой было бы наивно.
Если бы не этот класс взаимодействий, то при анализе аргументации мы вполне обошлись бы критериями рациональности представлений и их соответствия реальности, как это происходит в естественных и технических науках. Но окружающая нас реальность помимо природных условий включает и поддерживаемые людьми "договоренности", которые до тех пор объективны, пока в обществе не созреет сила, способная их пересмотреть. В условиях классового господства некоторые общественные договоренности оказываются выгодны только меньшинству, которое "кнутом и пряником" заставляет большинство народа соблюдать их. Рассматривать факт существования таких договоренностей как объективный аргумент в пользу их безальтернативности - логическая ошибка.
Объективно оценить действующие общественные договоренности можно было бы лишь при многоаспектном научном рассмотрении жизнедеятельности общности как практического результата реализации договоренностей. Притом, выдвигая на первое место объективные интересы людей [8]. Такому рассмотрению противостоят силы, корыстно заинтересованные в сохранении своего преимущественного положения. В то же время они не афишируют своей "информационной войны" против аудитории, дабы не настроить ее против себя. С учетом этой реальной ситуации, когда логические аргументы в дискуссии теряют свою силу из-за недобросовестности оппонента, мы приходим к простому и надежному рациональному критерию различения рациональной (апеллирующей к разуму) и иррациональной (отвлекающей от рационального контроля) аргументации.
Наш ключевой критерий таков:
чтобы понять, с какого рода аргументацией мы имеем дело, достаточно
исследовать мировоззренческое отношение аргументирующего субъекта к людям.
Важнейшие стороны подлинного отношения к людям нелегко скрыть. В частности, по характеру аргументации можно судить о том, уважает ли автор тех, к кому обращены его слова. Еще больше говорит о субъекте его отношение к недостатку знания у других людей. Для одних такое положение желательно, так как облегчает достижение их целей, а другими воспринимается как общая проблема.
Рациональная аргументация адресуется тем, кто способен ее воспринять как новое знание или поправку имеющегося. При этом целью является не превосходство над оппонентом, не нанесение ущерба, а достижение взаимопонимания ввиду общих целей, задач, опасностей. Рациональному подходу соответствует стремление к равенству сторон, взаимообучению, владению общим множеством понятий и совместимыми навыками мышления. Отсюда позиция уважения и взаимной требовательности.
Напротив, различные концепции априорного неравенства, демонизация человека, толерантность, выдают ориентацию субъекта не на взаимообязывающее согласие, а на достижение односторонних преимуществ. Неравенством оправдывается обман, за безучастностью к чужим способностям скрывается ставка на собственное преимущество.
Говоря о равенстве, мы имеем в виду принципиальное (априорное) равенство людей, противопоставляемое ситуационному неравенству способностей. В конкретных ситуациях и по отношению к конкретным задачам люди могут быть одинаково пригодны, а в других случаях могут и различаться. Ситуационное неравенство в социально значимых взаимодействиях в большой мере нивелируется образованием, общим готовым знанием и типовым ситуационным (стереотипным) поведением. Вместе с тем в специализированно творческих, изыскательских видах деятельности индивидуальные способности существенны, поэтому типовым решением отбора претендентов тут является конкурс [9], а критериями отбора служат такие не вполне рациональные понятия, как талант, дарование. Разумеется, личные качества индивида важны также в воспитании детей, здравоохранении, юстиции да и вообще в любом деле, так что соответствие индивидуальных качеств человека выполняемым социальным функциям более или менее заметно контролируется стереотипами и понятиями.
Автор рациональной аргументации ожидает не просто согласия, но понимания, не боится критики и новых фактов, не страшится сомнений, опирается на совместно поддерживаемое знание и терминологию [10]. Он не заинтересован в поддакивании слабых; сильный оппонент для него - помощник и соавтор. Апеллировать к разуму - значит полагаться на людей, подходить к ним с высокой меркой, уважать, быть требовательным. Данная позиция предполагает приверженность распространению знаний, всеобщности качественного образования при высокой требовательности к индивиду по части самоуправляемого поведения, противодействие информационным барьерам, шарлатанству, хаотизации представлений. Это обычно сопрягается с пониманием общих целей людей, отношениями братства и готовностью к совместному труду.
Противоположная позиция, как правило, обосновывается скептическим отношением к разуму других людей, что и предопределяет характер используемой аргументации. В пределах своих закрытых сообществ такие люди могут следовать логике, а вне сообществ - вести себя по нормам несерьезной ситуации.
[1] На самом деле об однозначности восприятия мы можем судить лишь по одинаковости поведенческих ответов на соответствующие сведения и по своим самоощущениям, предполагая их аналогичными ощущениям других людей. У нас есть веские основания для упомянутого предположения, ибо с первых дней жизни именно у других людей мы учимся познавать мир.
[2] Предлагаемое здесь понимание разума внешне примерно соответствует кантовскому понятию рассудок. Тем не менее мы настаиваем на употреблении слова "разум", ибо никакого иного "разума" у человека наша интерпретация не усматривает. Такая ревизия терминов необходима, поскольку кантовское понимание "разума" в своем первозданном виде давно потеряло научную актуальность, а сохранило лишь культурно-идеологическую ценность. Притом оно продолжает довлеть над научным структурированием понятий. В частности, хаотизируется важнейшее для мировоззрения различение рациональных и иррациональных представлений.
[3] Материализацией представлений может служить также устная речь, если мы фиксируем ее звукозаписью или полагаемся на память внимающих людей. Так что накопление знаний возможно и в условиях отсутствия письменности, из уст в уста.
[4] На самом деле в концепциях рынка, прав человека и демократии при всей их эмоционально-образной проработанности мало что по-настоящему фиксировано, и это позволяет в реальной жизни применять для аргументации то одну рациональную схему, то другую, иногда прямо противоположную.
[5] Термин "самоуправляемое поведение", понятный и на бытовом уровне, имеет вполне научное содержание. В середине 20 века кибернетика исследовала проблемы алгоритмизации поведения и мышления человека в связи с автоматизацией многих прежде чисто человеческих занятий при помощи программируемых вычислительных машин. Концепция самоуправляемого поведения изложена, в частности, в работе "Информационно-поведенческая концепция человека".
[6] Неотличение серьезного от игрового закончилось трагически в известном случае, когда пилот дал ребенку поиграть штурвалом авиалайнера.
[7] Можно сказать, что термин информация "в особом представлении не нуждается". Недаром одно из названий полуофициальной мировоззренческой доктрины современного общественного устройства - информационное общество. Иногда говорят об информации применительно к технике и даже к неживой природе. Во всех таких случаях имеется в виду мысленная аналогия с представлениями в сознании человека.
[8] Концепция объективных интересов излагается в работе "Информационно-поведенческая концепция человека".
[9] Под "конкурсом" мы понимаем не только конкретное мероприятие, но отбор в широком смысле слова. Примерно так происходит выбор суженого в личных отношениях, где, кстати, огромное значение имеет иррациональная сторона человека.
[10] Каждый автор рациональной аргументации, если можно так выразиться, "претендует на истину в последней инстанции" и, сознавая свою ответственность, готов к сопоставлению представлений с другими претендентами.
08 мая 2009 г.
Москва
См. также
Думай, как я
"Толерантность" - презумпция виновности своих
Об антиинтуитивности
О самопонимании современного человека
К пониманию природы человеческих разногласий
О моральной ответственности за хаотизацию добра и зла
Обструкционные приемы в интернет-дискуссиях
Логика договоренностей
Различение враждебности и дружественности