Василий Грозин
Беседы с воображаемым честным журналистом
Информация общественного пользования
Грозин: Здравствуйте, Честный журналист!
Честный журналист: Утро доброе, Василий! Перечитывая наши прошлые беседы, я задаюсь вопросом: как устраивает свою личную жизнь такой глубокомысленный человек, как вы? Наверное как-то очень по-умному. Я прав?
Грозин: В вопросах личной жизни, быта, в отношениях с близкими я очень заурядный человек. Вряд ли нам стоит тратить время на обсуждение этого предмета.
Как большинство людей, я ищу счастья, заблуждаюсь, поддаюсь слабостям и преодолеваю их. В то же время стараюсь понимать других, учиться, поступать по уму и по совести, особенно в важных вопросах.
Честный: Вы считаете себя неудачником?
Грозин: Я не делю людей на «уиннеров» и «лузеров». Оцениваю человека (в том числе и себя) по его проявлению в различных обстоятельствах и отношениях. И ещё по тому, на какие цели он использует свои индивидуальные возможности.
Я совершил перед людьми немало разных ошибок, за которые мне всегда будет стыдно. И впредь не застрахован. Но разве это повод, чтобы жизни бояться?
Честный: А в чём вы считаете себя незаурядным человеком? И в чём видите свои достижения?
Грозин: Незаурядным? Я в обстановке общей беды не предаюсь настроению безысходности и не плыву по течению. Есть у меня в жизни и достижения, за которые мне не стыдно. Но я стремлюсь к общим победам заодно с теми людьми, которые мне дороги, с которыми у меня общая судьба.
Я удовлетворил ваше любопытство?
Честный: Ладно, вернёмся к нашим проблемам. Что вы предлагаете обсудить?
Грозин: Давайте побеседуем о том, как распознавать нынешнюю недружественность, и как ей противодействовать.
Честный: Вот так, запросто, не больше и не меньше?
Грозин: Не слишком ли самонадеянно, хотите вы сказать? Не слишком. На мой взгляд, главную злобу нынешнего дня можно выразить следующей трагикомической ситуацией:
ельцинисты каждодневно демонстрируют своего печально известного короля, раскованно щеголяющего на виду у всех в невидимом платье. Среди массы народа раздаются отдельные возгласы, что король-де голый, однако королевское окружение как ни в чём не бывало - отрепетированно - славословит тонкий вкус элиты и эффективные портняжные нанотехнологии.
Честный: А в целом народ безмолвствует?
Грозин: Не те времена нынче. Если грамотный народ безмолвствует, это как затишье перед бурей. Нет, народ суетится, общается, бранится, интересуется даже. И всё-таки, с кем ни поговоришь, обнаруживаешь примерно одно и то же скрываемое тяжкое состояние запутанности и запуганности.
Мне приходилось слышать выражение внутренняя эмиграция. Когда человек, не выезжая из страны, ощущает её чужой. Люди среднего и старшего поколения стали по ходу постсоветских реформ «внутренними красноэмигрантами», хотя и не осознают этого.
Честный: Понимаю, по аналогии с белоэмигрантами, внутренними и внешними. Вы же помните, как один из ярких персонажей ельцинистской команды - Борис Березовский - озвучивал идеологемы, что ельцинистские реформы представляют собой революцию со всеми вытекающими последствиями. И президент Медведев недавно провозгласил, что в РФ за 20 лет сменился общественный строй...
Грозин: «По аналогии», говорите? Уж больно хромая эта аналогия. Как будто «революция» и «смена общественного строя« - это шутка какая-то, о которой можно сообщать народу задним числом. Таким манером завтра они нам ещё раз общественный строй сменят, а мы снова этого не заметим. И что это будет за строй, как вы думаете?
Честный: Я как-то об этом не думал и теряюсь в догадках, Василий.
Грозин: А думать необходимо, уважаемый Честный. Ельцинисты неспроста вывели цели своих «реформ» из-под контроля общественного мнения. Это обусловлено самим характером целей: они слишком противоречат представлениям народа о дружественности, и по этой причине их нельзя выдвигать публично - граждане не поддержат и могут поколотить.
В этой враждебности подлинных целей постсоветской политики интересам народа и кроется главный, коренной источник нынешнего зла.
Чтобы скрыть истинную направленность этой политики, её сделали постепенной, растянули на десятилетия. Само общественное мнение десятилетиями поддерживается в состоянии неадекватности. А для оправдания творимого зла в глазах будущих поколений людям неустанно внушают демонизирующие представления о разрушаемой советской жизни.
Честный: В чём по-вашему заключается враждебность реформаторских целей?
Грозин: Враждебность безоговорочно доказывается 20-летним итогом «реформаторской» деятельности. Произошло разрушение наиболее существенных для современного развития страны отраслей экономики - науки и наукоёмкой промышленности. Утрачена самодостаточность советской экономики. Нас ввергли в неоколониальные отношения, которые выгодны ничтожному меньшинству в РФ и внешним империалистическим силам, приводящие большинство народа к многолетней деградации.
Проще говоря, ельцинисты воплощают в жизнь некий неафишируемый «проект алчного меньшинства». И ради этого пошли на такое ослабление страны, что она фактически утратила независимость.
Честный: А зачем она нам, независимость?
Грозин: Независимость? Как это, «зачем»? Разве мы не имеем чувства собственного достоинства?
Честный: А в прагматическом аспекте?
Грозин: Независимость служит гарантией от навязывания вам чужих целей в ущерб вашим. В условиях интеграционных процессов вместо независимости (или наряду с ней) гарантией должна выступать обязательная дружественность с характерным для неё взаимоконтролем.
Честный: Итак, в результате реформ мы лишились и независимости, и дружественности?
Грозин: Пожалуй, причём как на мировой арене, так и внутри страны. Власть при этом медведевском «общественном строе» стала более независимой от народа, чем в Советском Союзе, зависимость народа от произвола власти, напротив, возросла, не уравновешиваемая обратной связью.
Честный: Василий, а что всё это нам даёт в плане распознавания недружественности?
Грозин: Даёт кое-что. Когда понимаешь, откуда берётся недружественность, и какие цели её порождают, то можно предсказать поведение соответствующих субъектов. Понятно, почему им приходится запутывать людей, стравливать, соблазнять и исподтишка запугивать.
Честный: По-моему, такие проявления очевидны и без ваших рассуждений.
Грозин: Вы не считаете необходимым обозначать увёртливое зло как можно чётче? Прослеживать его истоки, ставить точки над «ё»? Если под предлогом очевидности люди отмахиваются от согласования важнейшего контекста, они всегда будут кто в лес, кто по дрова. Это на руку именно хаотизаторам.
Честный: Вы меня поймали, Василий.
Грозин: Лучше вас поймаю я, чем наши противники. Я не против, чтобы и вы меня ловили так же.
Кстати, об очевидности. Не забывайте, что теперь создана хаотизированная атмосфера, которая оправдывает недружественность разными «уважительными причинами».
Честный: Какими, например?
Грозин: Гипертрофированной несхожестью людей, прирождённой агрессивностью, эгоизмом, фанатизмом. Или «законными»: коммерческой тайной, правом интеллектуальной собственности, стремлением к выгоде. Выше я называл это реформой этики (см.2). Самое страшное, что мы теперь боимся положиться на традиционную круговую поруку дружественности.
Канва общих представлений - наша информационно-психологическая опора - стараниями хаотизаторов вытесняется из сознания людей и исподволь подменяется отжившими представлениями вековой давности.
Честный: Какой способ распознавания недружественности вы предлагаете?
Грозин: Сформулируем два признака недружественности, наиболее характерных для нынешней российской реальности:
Каждый из признаков является достаточным. На практике они встречаются обычно вместе.
Честный: Почему именно эти признаки?
Грозин: Потому что это наиболее общие элементы в многообразии приёмов недружественных взаимодействий. Потому что мы воочию наблюдаем вокруг себя эти проявления, причём повсюду и нередко под маской дружественности. Потому что нетрудно увидеть тесную связь этих проявлений с названным выше коренным источником зла.
И ещё потому, что это суть традиционно негативные проявления. Достаточно их распознать и обозначить должным образом, чтобы они превратились из информационного оружия в фактор уязвимости самого агрессора.
Честный: А если большинство народа само хочет, чтобы люди обманывали друг друга и клеветали на советский строй?
Грозин: Я выше говорил о психическом состоянии нынешнего большинства народа. Вряд ли большинство считает нынешние порядки и нынешнюю власть своими. Что касается обмана, то это такой абсолют враждебности, который даже большинством голосов нельзя утверждать в общественной практике. Нет права ни у кого из живущих посягать на возможность своих сородичей и потомков думать самостоятельно.
Честный: А советофобия?
Грозин: Советофобия - это психическое оружие, возникшее в период холодной войны. И как оружие массового поражения сознания она заслуживает запрещения, если не законодательного, то морально-этического.
Честный: Ну, товарищ Грозин, вы изложили свое понимание нынешней недружественности, нарисовали, так сказать, «образ зла», и наметили путь для борьбы с этим злом. Однако ведь идейные противники не лаптем щи хлебают, они прочтут ваши откровения и примут свои меры. И вы опять окажетесь в луже. Я не прав?
Грозин: В чём-то правы, в чём-то - нет. Вы сказали «идейные противники». Это неверно, правильно будет «технологические противники».
Честный: Какая нам разница? Всё равно ведь в луже.
Грозин: Огромная разница. Коммунизм за десятилетия постсоветских реформ одержал полную идейную победу над антикоммунизмом. Не коммунисты одержали победу - они деморализованы, дезорганизованы, часто пасуют перед засланцами и невольно играют на руку противнику.
Но сама общественная идея коммунизма - уже без поддержки её сверху, уже в условиях фантастически мощной буржуазной пропаганды, доказала своё превосходство над лоскутными наработками ельцинистов и их покровителей. Её шельмуют, коверкают, скрывают от молодых, в то время как можно было бы простенько, не напрягаясь, сопоставить ей более честные, более привлекательные, более действенные общественные идеи, ежели таковые имеются.
В начале 1990-х годов ельцинистский журналист Сергей Пархоменко имел основания заявить, что «коммунистические идеалы протухли». Это было «смутное время»: в самом разгаре был антисоветский психоз, а истинные намерения ельцинистов ещё не вполне раскрылись. Однако, время прошло и расставило всё по своим местам.
Таким образом, терпя идейное поражение, антикоммунисты одерживают технологическую победу. Нам следует осознать это обстоятельство.
Честный: Вы подразумеваете «технологическую победу» в смысле пропаганды, информационно-технологическую. А ведь капитализм одержал и научно-технологическую победу над социализмом, обеспечил в сравнении с ним «высшую производительность труда». Разве это не объективный признак превосходства капиталистической организации экономики?
Грозин: Это рациональный и серьёзный аргумент антикоммунистов, который сыграл большую роль в перестроечном обмане народа. Давайте рассмотрим его пристальнее.
Прежде всего, признаем факт, что ведущие капиталистические страны действительно достигли высшей в истории производительности труда. Причём не только за счёт интенсивной эксплуатации рабочих, но и за счёт науки, технологии, механизации и автоматизации. А страны реального социализма, появившиеся на карте мира в 20-м веке, хотя и догоняли Запад довольно быстро, но по мере роста уровня жизни темпы их сближения с высшими достижениями капитализма снижались. Передовой в научно-техническом отношении капитализм уверенно бежал чуть впереди.
Но обратим внимания на такой факт, что передовые достижения капитализма оставляют большинство «рыночных стран» отсталыми. Очевидно, не сами по себе капиталистические производственные отношения являются двигателем научно-технологического могущества в современном мире, а столетиями накапливаемый научно-технологический потенциал.
Коммунистическая теория утверждалась в эпоху стремления людей вырваться из нужды, голода, непосильного труда. Да не уподобят нас Лисе из басни «Лиса и Виноград» за то, что мы в нынешних условиях насыщенности материальных потребностей отвергнем абстракцию высшей производительности труда и заменим её абстракцией «необходимой и достаточной» производительности труда.
Ограничимся здесь лишь упоминанием об экологии, об опасности для народа, освобождающегося от тяжёлой трудовой нагрузки, разлениться и вырастить капризное поколение, о контрастах капиталистического качества, о социальных контрастах капитализма. Всё это необходимо правильно, в интересах всего народа учитывать в объективном дереве целей.
Следует отметить также, что современный капитализм давно уже не является свободной стихией, а через свою монополистическую верхушку самообучается, саморегулируется, покушается на чужое и лишает самоуправления суверенные народы.
Итак, какие меры примут против нас наши технологические противники?
Честный: Да, какие же меры они предпримут?
Грозин: Знакомые уже технологические приёмы: игнорирование оппонента, глушение, забалтывание сути, замалчивание, извращение смысла, расщепление единого, гиперболизация частностей, профанация высокого, усложнение простого, отрицание очевидного, демонизация человека, расшатывание психики, нагнетание психоза... Словом, злостный обман людей в разнообразной форме.
И нам следует во всех случаях такой недружественности очень аккуратно и вежливо обозначать неэтичность соответствующих приёмов, а также их связь с недружественными целями. Помните, я говорил о принуждении небанальных оппонентов к честным правилам, а вы тогда отшутились (см.11).
Честный: Помню. Ведь оппоненты вас же и обвинят в обмане, усложнении, упрощении... Вы же с этим сто раз сталкивались.
Грозин: Вы забываете о навыках дружественного взаимоконтроля. У меня они всегда наготове, а для противной стороны этот честный выход означает публичное идейное поражение.
Честный: Интересно мне вас слушать, товарищ Василий. Снова есть над чем подумать. Продолжение следует?
Грозин: Конечно, товарищ Честный. Нужно будет поговорить о психолингвистическом оружии. До новых встреч. И всего доброго нашим читателям.
13.10.2011.