Василий Грозин
Беседы с воображаемым честным журналистом
Информация общественного пользования
Честный журналист: Василий, в прошлой нашей беседе вы заявили, что при нынешних порядках имеется «на удивление много» субъектов, которые не желают, чтобы люди думали сами. Кстати, очень мрачно охарактеризовали нынешнюю рекламную индустрию, обвинили её во вредоносности для психики граждан. Дай вам власть, вы бы наверное запретили такую рекламу?
Грозин: Да, за 20 лет ельцинизма реклама, организованная по-буржуазному, в полной мере проявила свою технологическую суть. В нашей стране она выступила как оружие массового поражения сознания, закамуфлированное под якобы безобидную для общества коммерческую деятельность, под новый жанр искусства. Теперь, задним числом, совершенно очевидно, что это есть оружие классового меньшинства, бессовестно обирающего большинство и не останавливающегося ради этого даже перед «опусканием» народа своей страны. Или «этой страны», если не забывать их откровений. Помимо прочего реклама сделала привычной недружественную атмосферу в информационном пространстве России. Навязывает нам вкупе с другими буржуазными уловками терпимость к нетерпимому.
Честный: Я не понял, вы собираетесь запрещать рекламу, или нет?
Грозин: Сначала мы объясним людям, почему постсоветский статус-кво в рекламно-коммерческой сфере противоречит интересам народа, и кому такое положение выгодно. Затем мы, опираясь на поддержку общественного мнения, посадим это чудо-юдо в крепкую клетку, обяжем хозяев соблюдать и оплачивать мероприятия по психологической безопасности, и каждый желающий сможет любоваться этим «жанром искусства», обособленным от художественных фильмов.
Честный: Авторы современных фильмов могут не возражать против их прерывания рекламой...
Грозин: Я же ясно сказал: художественных.
Честный: Хм. С рекламой понятно. А перед тем, рассуждая о выявлении главных моментов в разных ситуациях, вы упомянули о существовании некой канвы общих представлений, которая даёт людям типовые решения чуть ли не на все случаи жизни. Вдобавок ещё порицали меня за то, что я пользуюсь ложными представлениями из буржуазной канвы, а не правильными из вашей советской.
Вы не находите, что всё сказанное вами, как сам вы любите выражаться, небесспорно? Ведь это под большим вопросом, думаем ли мы сами, когда используем шаблонные приёмы из вашей пресловутой канвы. И отнюдь не факт, что большинство людей хотят и умеют «думать сами».
Грозин: Существование канвы общих представлений в воспроизводящихся человеческих общностях бесспорно.
Вы сказали «шаблонные приёмы». Действительно, очень многие моменты мышления у нас «механизированы» и даже «автоматизированы», и мы часто не осознаём, что следуем по кем-то проторенной дорожке. Но ведь сама эта фраза не придумана вами, она взята из канвы наших общих представлений. Нам обоим понятен смысл вашего выражения, оба улавливаем содержащийся в ней элемент критики по адресу бездумного следования типовым решениям. Получается, что одним из шаблонов наша «пресловутая» канва делает критику шаблонности! Критикует сама себя! Напоминает каждому: не забывай проверить, уместен ли шаблонный подход в тех обстоятельствах, в которых тебе предстоит действовать.
Особенно у нас порицаем шаблонный подход в искусстве, архитектуре, в отношениях с близкими, в личностном общении. Готовых рецептов на все случаи жизни канва дать не может, да это и тягостно было бы людям. Всё это я говорю к тому, чтобы стало понятно: канва общих представлений служит реальным людям в реальной жизни. Она не рассчитана на роботов или на диких зверей. Она учит, объясняет, обосновывает, запрещает одно и оправдывает другое, а в иных случаях, наоборот, оправдывает запретное или запрещает дозволенное. Она задаёт правила и обосновывает исключения из правил. Она пытается устанавливать общепризнанные приоритеты в многообразии целей нашего поведения.
Короче говоря, канва не есть коллекция механических шаблонов, и думать самостоятельно она по идее должна помогать, а не мешать.
Честный: А что такое «думать самостоятельно»?
Грозин: В контексте нашего разговора это означает, если говорить сухим научным языком, правильно ориентироваться в различной обстановке и правильно оценивать возможные варианты своих действий.
Честный: И всего-то... Легко сказать, но трудно выполнить.
Грозин: Не знаю, какую конкретную ситуацию вы себе представили для такого вывода. Разве так уж много в вашей жизни решений, последствия которых для вас непредсказуемы?
Честный: Самые важные стратегические решения как раз и непредсказуемы: выбор жизненного пути, выбор спутника жизни..
Грозин: Вы сморозили глупость. О какой непредсказуемости мы с вами ведём речь? О той, что бывает по причине нашего недомыслия, непонимания ситуации. А жизненный путь, да будет вам известно, в канве общих представлений никогда не моделируется как механический результат какого-то одного решения. Это многолетнее движение, закономерная и случайная смена обстоятельств. Ближайшие изменения нередко просматриваются заранее. Разве можно сказать, что погоду делают именно неожиданности? Разумеется, на этой дороге есть важные развилки и поворотные пункты... В общем, я бы сказал, что правильно сориентироваться и правильно оценить возможные варианты бывает легко, но бывает и трудно.
Честный: Отчего по-вашему это зависит?
Грозин: Это зависит, конечно, от разных факторов. В первую очередь - от того, насколько человек оказывается подготовлен к данным обстоятельствам. Выбор спутника жизни - это особый случай, тут велика роль эмоциональных предпочтений, воспитания обоих и простого везения. Большинство ситуаций совсем не таковы, в них успех решения зависит от навыков мышления человека и от наличия в его распоряжении необходимой информации.
Честный: Стало быть, те субъекты, которые не хотят, чтобы человек «правильно ориентировался в различной обстановке и правильно оценивал возможные варианты своих действий», они утаивают от него необходимую информацию?
Грозин: Утаивают, - это только один из способов,
самый тривиальный. Помимо этого:
• распространяют ложную информацию, или отвлекающую, или противоречивую;
• дискредитируют наиболее верную информацию посредством клеветы на соответствующий
источник;
• создают высокую репутацию источникам дезинформации;
• заваливают точную информацию фальшивками, «личными мнениями»
мошенников, иногда притворяющихся невеждами;
• искусственно усложняют информацию, вводя в обиход замысловатые понятия и
показатели, смысл которых тёмен;
• акцентируют сугубо внешнюю привлекательность или модность, или
престижность, умаляя значение более существенных качеств;
• провоцируют психологические состояния, неблагоприятные для
рационально-волевого акта, - раздражение, страх, обида, растерянность, уныние,
усталость, легкомысленная бесшабашность и др.;
• и так далее, и тому подобное.
Честный: В Советском Союзе ничего такого не было?
Грозин: В таком масштабе, как сейчас, и против мирного населения - это просто представить было невозможно советским людям. Канва общих представлений относила такие приёмы «информационных услуг» к недружественным и одобряла общественную нетерпимость к этим приёмам.
Конечно, когда спецслужбам нужно было засекречивать что-нибудь, в ход шли и дезинформация, и хитрые запутывающие приёмы. К тому же утаивались от общественности некоторые сведения об авариях, инцидентах, ошибках и грехах власти. Конечно, всё это «во имя общественного спокойствия».
Честный: А на самом деле во имя чего?
Грозин: На самом деле, по-моему, кроме общественного спокойствия был ещё мотив корпоративной солидарности властных структур, «честь мундира».
Честный: Василий, почему люди допустили распространение недружественных информационных приёмов, о которых вы говорите? Почему советская канва общих представлений не сработала? Ведь вы и сам были ельцинистом вплоть до 1995 года...
Грозин: Я и многие сограждане оказались совершенно не готовы к таким событиям, которые стали постепенно разворачиваться в годы горбачёвской перестройки, и продолжались после разрушения СССР. Ничего подобного мировая история не знает. И по сей день нет общепризнанной терминологии для обозначения таких общественных процессов и явлений. «Сценаристы и режиссёры» этих событий позаботились, чтобы люди, в том числе и военные, и правоохранители, и учёные не смогли вовремя сориентироваться в происходящем, распознать ситуацию.
Честный: К чему именно вы и сограждане оказались не готовы?
Грозин: К тому, что среди перестройщиков окажутся и будут доминировать люди, способные нанести своей стране, своему народу такой чудовищный, такой страшный ущерб. Смотрите: постепенно помутить общественное сознание, взвинтить все мыслимые противоречия, соблазнить часть граждан экономическим паразитизмом на социалистической собственности, стравить народы, расчленить страну, разрушить самодостаточную экономику, установить колониальный капитализм, во имя укрепления которого продолжать оболванивать народ. Можно было предположить карьеризм, клановые интересы, но чтобы государственная измена такого масштаба...
Честный: То есть, вы были слишком хорошего мнения о перестройщиках и ельцинистах?
Грозин: Выходит, так. Мы поддались не только соблазнам непропорционально высоких зарплат в кооперативах, но и духовным «соблазнам» сострадания побеждённому противнику...
Честный: Вы считаете, что сострадание - это плохо?
Грозин: Это нормально, если только противник не ведёт тайной психологической войны. Но я продолжу с вашего позволения.
Мы слишком понадеялись на прочность нашего общественного строя. Мы приняли на веру авторитетные обещания «общечеловеческих» гуманистов и демократов, под маской которых оказались, как выяснилось позднее, жадные и беспощадные буржуазные мошенники.
Честный: Василий, канва общих представлений, с которой вы так носитесь, оказалась на поверку никуда не годной...
Грозин: Я уже сказал и готов повторить: нужно быть подготовленным к ситуации, чтобы правильно сориентироваться в ней. Нам же с большим знанием дела создавали такую ситуацию, в которой мы все должны были запутаться. Каждая социальная группа была обманута по-своему.
Правы в конечном итоге оказались те люди, которые казались в той прочной мирной обстановке параноиками. Те, кто уже в середине перестройки говорили об антисоциалистической направленности этой политики, о тайном умысле архитекторов перестройки, об экономическом вредительстве и готовящемся предательстве народных интересов.
Граждане, когда обстановка стала постепенно накаляться, конечно ожидали от власти какого-нибудь подвоха, но подвоха совсем иного масштаба. Повышения цен, например. Подозревать же руководство страны в стремлении подчинить нас мировой финансовой олигархии, разрушить в угоду американцам полноценную экономику, лишить народ возможности самому строить свою судьбу, - это оценивалось тогда как болезненная мнительность, неадекватность.
Посмотрите из сегодняшнего дня: разве похожи Михаил Горбачёв и его «первая леди» на злодеев? Разве А. Н. Яковлев не смотрится простым русским советским человеком? Разве Б. Н. Ельцин не выглядит убеждённым патриотом? Да и В. В. Путин тоже. И Д. А. Медведев мало схож с каким-нибудь Адамкусом, всю взрослую жизнь проведшим на чужбине.
Честный: Может всё просто? Вам ностальгически жаль советского прошлого, своей молодости, поэтому вы и выгораживаете этот образ мысли и этот общественный строй, оказавшиеся на практике нежизнеспособными.
Грозин: Разве вы не видите, что я не на пафос ударяю, а на рациональный анализ? Попробуйте-ка выудить из слова «перестройка» конкретные экономические, политические или социальные цели! Их не видно. Так же как не видно их в терминах «реформа», «переходный период».
Горбачёв в своих выступлениях обнадёживал народ, что имеется научная программа перестройки, которая приведёт к ускорению развития, к новому научно-техническому рывку... Обманул. Намекал на каких-то тайных противников перестройки, не желавших расставаться со своим привилегированным положением... Обманул. Но выяснилось это слишком поздно. Очень верно сказал о М. С. Горбачёве один аналитик: «Мастер политического камуфляжа».
Горбачёвцы с первых месяцев провозглашали гласность и демократизм, порицали кулуарные решения, а сами так и не обнародовали своих истинных целей, пока не ввергли страну в кризис и хаос двоевластия. Такая немыслимая на виду у всего мира политическая непорядочность заставляет вспомнить доктора Геббельса, но наши герои в отличие от последнего получают нобелевские премии и стяжают лавры гуманистов мирового масштаба. Это какая-то совсем новая реальность, и вызрела она не в советской системе, а в противостоявшей ей и дорвавшейся теперь до мирового господства.
Честный: Согласитесь, странно, что в стране не нашлось людей, которые могли бы понять и объяснить народу, что происходит.
Грозин: Если «странно», то тем паче нельзя удовлетворяться банальным диагнозом о нежизнеспособности советского социализма. Как поётся в песне (совсем о другом, правда): невозможное стало возможным. Детали организации «катастройки» и сейчас известны мало, много дезинформации и отвлекающих клише.
Не забывайте, что в начале перестройки у нас не было оснований не верить горбачёвцам, а в её катастрофическом конце мы, деморализованные, искренне хотели верить в благие цели ельцинистов. Так удачно, так ловко, «малой кровью» эстафета управляемой катастрофы перешла в 1991 году от «перестройщиков» к «реформаторам». Как по писаному...
Вслед за демидеологами и демжурналистами я, как и многие, сетовал на ошибки, на тяжесть обстановки, унаследованной от горбачёвцев, на болезненность перехода от «административно-командной системы» к «нормальной рыночной экономике», повторял рассуждения о мертвящем вреде монополии и живительной пользе конкуренции...
Закрывал глаза на одиозные советофобские выпады власти, на обстановку вопиющей безответственности... Не так просто было в тогдашней неразберихе, почему-то затянувшейся на многие годы, заметить несоответствие деяний благим целям, расхождение внушаемых мысленных моделей и окружающей нас действительности.
Честный: Что-то мрачноватой стала наша беседа. Чем бы её оживить? Давайте поговорим о чём-нибудь хорошем.
Грозин: С удовольствием. Как вы думаете, что такое «дружественность»? Мы говорили выше о недружественной атмосфере, недружественных приёмах. Как это понимать? Чем дружественное отличается от недружественного?
Честный: По-моему дружественное - это когда к другой стороне относятся по-доброму. А недружественное - не по-доброму. По-недоброму.
Грозин: Это правильно. И в толковом словаре дружественное отношение означает доброжелательное. Однако мне хотелось бы большей определённости. Добро ведь толкуют по-разному. Возьмите любвеобильных родителей, которые своё заласканное чадо избаловывают или держат в тепличных условиях. Наверное, это не дружественность, хотя добро льётся через край.
Честный: Раз желают ребёнку добра, значит дружественность. А уж что из этого выйдет...
Грозин: Ничего себе добро - неизвестно, что выйдет.
Честный: Ну говорят же, что доброе дело не останется безнаказанным...
Грозин: Мы сейчас говорим об очень серьёзных вещах. Поэтому я не хочу потешаться над понятием добро.
Честный: Помню, помню, вы назвали главным вопросом, как должны быть устроены отношения между людьми.
Грозин: Да.
Честный: И теперь вы хотите сказать, что они должны быть устроены дружественно?
Грозин: Да!
Честный: И что в СССР они были устроены дружественно?
Грозин: Да, именно так! Не беспроблемно, не идеально, но в принципе дружественно. Поэтому я и настаиваю на более точном определении дружественности отношений между людьми.
Честный: Погодите, погодите... А сейчас, вы говорите, недружественная атмосфера, недружественные приёмы, недружественные отношения?
Грозин: Правильно. Разве нужны были бы в условиях дружественности такие идеологические дубинки, как толерантность? Подумать только, призывают к терпимости, не оговаривая, к чему именно требуется проявлять терпимость.
Честный: Тогда, Василий, объясните, как по-вашему нужно понимать дружественность.
Грозин: В нашей канве общих представлений дружественность - это уважение интересов другой стороны.
Честный: Любых интересов? И что значит «уважение»?
Грозин: Уважение - значит обязанность по отношению к интересам другой стороны соблюдать их, защищать, как свои собственные, поддерживать в разных обстоятельствах.
Интересы, конечно, не любые. Отнюдь не всё, что может измыслить бойкий участник взаимодействия. Иначе дружественность легко выворачивается в диктат наиболее требовательной стороны или в тягостный конфликт сторон.
Общество выделяет и обосновывает общий набор жизненно важных интересов, актуальный для всех или почти всех. Вокруг него и организуются дружественные общественные отношения.
Честный: Общество диктует человеку, что ему нужно, чего он должен хотеть?
Грозин: Не надо обижаться на общество, оно не враг человеку, а современная форма жизнедеятельности людей.
Честный: Разве не бывало в истории, что общество навязывало людям такие «наборы», которые впоследствии расценивались как бесчеловечные?
Грозин: Бывало. Подразумеваются лишь такие интересы, которые признаны всеми сторонами, единообразно истолковываются, не ущемляют интересов других сторон.
Честный: Возможны ли это? Ведь все мы такие разные...
Грозин: В канве общих представлений учитывается, что мы разные. В ней проводится разграничение сферы индивидуальных интересов, формулируемых и защищаемых в личном порядке, и сферы общего вЕдения (ударение на первом слоге), которая контролируется всеми через общественные механизмы, через ту же канву.
Честный: Давайте рассмотрим жизненный пример, Василий. В многоквартирном доме ваш сосед любит громко слушать музыку. А вам это мешает.
Грозин: Хороший пример. Только я не успел напомнить, что недружественность запрещается общей системой представлений, она нетерпима.
Честный: Это не решает проблемы. Вы уважаете интересы соседа, он уважает ваши интересы. И кто прав в нашем примере?
Грозин: Если музыка действительно слишком громкая (по сравнению с общим звуковым фоном в соответствующее время суток), то сосед-меломан неправ. Отдельные квартиры для того и существуют, чтобы отгораживать каждую семью от воздействия шума и иной внешней активности. Нельзя своими индивидуальными интересами вторгаться в жизнь других людей без их позволения.
Честный: Сосед может сказать, что это всего лишь личное мнение любителя тишины, и он с этим мнением не согласен.
Грозин: Нет, это общепризнанное знание. Наш сосед на почве тяги к громкой музыке готов на свой манер переиначить общую картину мира? Это так просто не делается, канва и окружающие не позволят.
Честный: А если сосед заявит, что недовольные его музыкой пытаются навязать ему свою тишину, свой чересчур смиренный образ жизни? Это же недружественно.
Грозин: Наш сосед, очевидно, из тех, кто за словом в карман не лезет. Но теперь и мы не лыком шиты.
Наши интересы в этой ситуации никак не идут дальше защиты личных условий жизни от чересчур громких звуков извне. Мы не гоняемся за соседом по дискотекам, не запрещаем ему наслаждаться грохотом через наушники. Это компетенция учёных психологов, физиологов, гигиенистов - вырабатывать и доводить до общества научно обоснованные нормы безопасности и здорового образа жизни.
Сосед попытался приписать нам мотивы, которых у нас не было. Это нетерпимо ещё больше, чем тяга к слишком громкой музыке в многоквартирном доме. После такого проступка общественность уже и слушать его не станет.
Честный: Но разве само собою не получается, независимо от наличия у вас мотивов, что общая канва навязывает индивидам, извините за выражение, кастрированный образ жизни?
Грозин: Ей-богу, наша беседа уже становится интересной! Давайте предвосхитим следующий шаг вашей мысли: канву, мол, поддерживают двуногие «бараны», сознательно или неосознанно навязывая свои бараньи порядки более развитым существам - «волкам». Так ведь?
Честный: Ну, почему обязательно «бараны» и «волки». Например, иногда молодёжи навязывают стариковские порядки. Но по смыслу приблизительно так.
Грозин: Из доброжелательности к молодёжи мы с вами незаметно наплевали на общую дружественность. Объективное, то, что обосновано общим пониманием реальности и «получается само собою», мы уже интерпретируем как якобы субъективный взгляд каких-то эгоистов, не считающихся с интересами другой стороны. Вы это заметили?
Честный: Что вы, и в мыслях подобного не было. Просто ваша концепция общей дружественности мне представляется несколько утопической.
Грозин: Вы сейчас повторяете путь разрушителей «советского менталитета». Искажаете мысленную модель реальности таким образом, чтобы концепция дружественности пришла к неразрешимому противоречию. В данном случае между стариками и молодёжью. Старики у нас с вами забыли свою молодость и гнобят молодёжь посредством авторитета общей канвы. И никто этим вздорным эгоистичным старикам не возражает, все их по-бараньи слушаются, пока не приходите вы и не освобождаете людей от оков дружественной канвы.
Молодёжь у вас тупая, сама не понимает, что нехорошо шуметь, когда это мешает спать людям, беспокоит малышей и больных. Некие нудные старики придумали не играть в воллейбол на кладбище, в школьном классе и в институтской аудитории. А как было бы здорово!..
Как вы думаете, что «само собою получится» в вашем случае, если разрешить людям не считаться с интересами других сторон?
Честный: Ммм-да...
Грозин: Я вам подскажу: будет всеобщая подозрительность, групповой эгоизм, приоритет самоутверждения перед дружественностью, неразбериха и клановый беспредел. На таком демократическом фоне можно и общественный строй незаметно изменить.
Честный: Ладно, Василий. Давайте прервёмся, отдохнём, обдумаем.
Грозин: Отдыхайте и обдумывайте. До встречи.
20.09.2011.